– Это ваш ответ?
Под моим суровым взглядом буффон смутился.
– Э-э-э, нет, давайте поместим его в карантин и заставим писать инструкции для персонала, иногда будем направлять ремонтировать самые проблемные узлы. А по прибытии в порт сдадим на проверку и обработку.
– Ближе к истине, – кивнул я, размышляя, что ответ оказался явно неполным и плохо продуманным. – Мистер Барри?
– Постараться обеспечить больному максимально возможные уход и терапию, хаос – это безусловно скверно, но кораблем из-за одного пораженного рисковать нельзя, сохранить возможность работать, проводить затем обеззараживание, отслеживать состояние, если зараженный сделается совсем плох, изолировать. Но не просто в карантин, а в экранированный карцер, – речь офицера была страстной и весьма экзальтированной, будто он действительно переживал за гипотетические корабль и инженера.
– Что ж, – произнес я задумчиво, – вариант опасный, но не лишенный логики.
– А еще можно постараться обеспечить лечение инженера, проследить за тем, чтобы он проинструктировал и наставил преемников, при отсутствии основных средств – прибегнуть к медицинским, а также к поддержке со стороны команды и офицерского состава, иногда, я слышала, это помогает. А еще, естественно, необходимо выяснить, как именно заразился пострадавший, и попытаться выявить других пораженных, устроить расследование и убедиться, что источник опасности на корабле один.
В диалог неожиданно вмешалась Иоланда, она прибыла в кают-компанию в парадном мундире с серебряными аксельбантами, штатной фуражке с металлической тульей, а свои шикарные волосы оттенка густой нефти обрезала под каре (не без помощи Элеоноры, думаю).
– Я бы тоже хотела принять участие в тестировании, доктор фон Блэймрок, – в голосе навигатора звучала решимость и уверенность в своих силах.
– Но позволь, Иоланда, – попытался встрять Барри, но быстро поник под сердитым взором темных глаз девушки.
– Эй, Ио, – с усмешкой вступил в диалог Ланстрок, – не стоит так переживать. Никуда от тебя повышение не убежит, еще будешь помощником, но не сейчас.
– Вопиющая глупость, – ответ, который собиралась дать леди-навигатор, потонул в густом голосе прибывшего капитана. – Это я про ваши, господа, ответы, и ваше, мисс Мирдэн, несоблюдение субординации. Правильный ответ был дан Уольфом с первой попытки – механика за борт, он на корабле не единственный или это не сетрафийский корабль. Гибели нельзя давать воли ни при каких условиях. Вот мы потрафили, расслабились, праздник устроили, а надо было бдеть. С морем не шутят, господа.
В монологе возникла небольшая пауза.
– Но позвольте, сэр, – я не обратил внимание, что прочие офицеры приняли вертикальное положение и, стараясь не переходить на грубости, оспорил аргументацию, оставаясь в кресле, – потеря хорошего механика – всегда удар по кораблю. А мисс Мирдэн высказывает обоснованные некоторыми исследованиями положения.
– Ерунда, все заменимы, и вы, – он обратил свой взор на Ланстрока, – Уольф, отныне замените первого помощника. А вы, – это уже было ко мне. – Извольте встать, когда с вами разговаривает капитан. Всем разойтись.
Покидая каюту, я бросил сочувственный взгляд на Иоланду, в глазах девушки уже не было слез, они горели огнем затаенной обиды и оскорбленного самолюбия.
История дурного настроения капитана получила неожиданное развитие вечером. К этому моменту я уже успел проверить состояние крыс и покормить животных, после чего несколько часов находился в медицинском блоке. Даже будучи опытным медиком с годами опыта за спиной и практикой в столичном морге, я с трудом мог свыкнуться с атмосферой судового лазарета. Общая скученность, вынужденный недостаток места, узкие переходы и минимальные расстояния между койками больных создавали совершенно особенную, жутковатую среду. Тут всегда был тяжелый, почти осязаемый воздух, пропитанный запахом бинтов, йода и немытых тел, перемежаемый терпкими примесями ароматов лекарственных трав, жировых мазей, крови и спирта. Даже хорошая вентиляция не смогла бы разогнать угар керосиновых лам и пара от постоянного кипячения бинтов, воды для дезинфекции и припарок, тем более, с этой задачей не справлялся скромный поток воздуха из узких иллюминаторов. Образ дополнялся стонами тяжелобольных, тихим шепотом выздоравливающих, навеянными обстановкой анекдотами волонтеров, неизменно черными и короткими командами медперсонала. Эта мантра будет преследовать меня до конца дней – «сядьте», «покажите язык», «дышите, не дышите», «на что жалуетесь».