С этим вопросом на устах я вырвался из мира грез: «До какого предела?»
1 фиратонакреша
Вопреки штилю, тусклым небесам, серому рассвету и холодному, безразличному морю за бортом, на корабле царило оживление. Та особенная атмосфера ожидания праздника, что одновременно страшит и возбуждает фантазию.
Поминовение усопших – совсем особенный день, когда на грани полуночи некоторым счастливчикам удается пронизать своим призывом истончившуюся переборку между миром живым и невыразимым пространством, где обитают души ушедших, или, скорее, их имматериальные отблески. И вот это ощущение мистического откровения, возможность прикоснуться к неведомому, запретному и манящему очень хорошо задает тон ожиданий первого фиратонакреша.
За завтраком поставили особенный декоративный прибор, запасенный капитаном по случаю. Планировалось, что поминать ушедших мы будем уже на твердой земле, а сервиз, исполненный в форме черепов и фигур общеизвестных чудовищ, станет небольшим сувениром для офицеров портового управления колонии, порта назначения «Экспедишн». Что ж – обстоятельства внесли свои коррективы и теперь мы с не меньшим удовольствием наслаждались утренним чаем из глинных костяков, добавляя в него сахар из керамической мантикоры и сливки из пасти кувшинчика-баньши.
На трапезе смог присутствовать и капитан, он был все еще слаб, не слишком подвижен и перемещался в кресле на матрос-стюард силе, но демонстрировал решимость поддерживать свой экипаж в горе и радости.
Традиционно зашел разговор о том, кто и кого планирует призвать из-за завесы смерти. Основная смысловая нагрузка праздника поминовения усопших состояла в том, чтобы попытаться короткими словами, имеющими ритуальное, а не колдовское, значение, призвать на свет свечи, зажженной незадолго до полнолуния, кого-то с той стороны.
Сам капитан планировал побеседовать со своей первой супругой, унесенной некрочумой около десяти лет назад. Он имел, пожалуй, шансов больше, чем прочие – ведь по традиции свечу нужно было ставить у окна, а в капитанской каюте этот предмет конструкции судна был самый выдающийся.
Диц Эверетт мечтал побеседовать с полковником Тандершлоссом, знаменитым командиром 156-го пехотного полка, так называемых «Отчаянных», которые крепко вбили в голову хмааларских рейдеров страх нападать на республиканские угольные выработки.
Мисс Мирдэн, как всегда, демонстрировала оригинальность – ей хотелось подискутировать о способах решения нескольких особенно неоднозначных теорем с Иветтой Каслвуд, астрономом и физиком прошлого века. В шутку Иоланда заметила, что у нее найдется пара идей, которыми хочется поделиться со столь достойным собеседником.
Остальные оставались в пределах обычного – кто-то планировал встретиться со своими родственниками, кто-то рассчитывал повстречать легендарных или неоднозначных жителей прошлых веков. Находились, само собой и скептики, которым казалось уместно портить праздничное настроение статистическими выборками из области желтой прессы, упоминая, что один из сотни, а то и из тысячи может что-то на самом деле увидеть первого фиратонакреша. Нет, я всегда являюсь строгим и ответственным сторонником статистики, но как собирались вышеуказанные знания, я не хочу знать даже через телеграф.
Весь день прошел по распорядку, у меня – в основном в лазарете, где, в том числе, состоялся любопытный разговор с интернами.
– Мисс Канниг, а кого вы планируете увидеть ночью?
– Я? – протянула лаборантка, в дополнение к черным лентам в волосах, она сменила штатные брюки на пышную темную юбку с кружевами, а мундир украсила аксельбантами из черненого металла, наброшенный поверх всего этого великолепия окровавленный передник придавал образу некоторую изюминку.
– Наверняка какого-нибудь красавчика минувших эпох, – вмешался в разговор Элефас, продолжая при этом вправлять вывих зазевавшемуся вахтовому матросу, говорить Брауну приходилось громко, матрос орал.