– Знаете что, мистер Блэймрок, – скептически, с некоторой натянутостью произнес капитан, – я дам вам три дня и десять заключенных, переведенных сейчас в камеру грузового трюма. Если ваши методы сработают, позволю поставить прививки экипажу.
Звучало неплохо. Я по традиции кивнул и поинтересовался:
– Разрешите приступать?
Оттомар быстро написал и завизировал разрешение, передал его мне через стюарда, ставшего свидетелем и отпустил. Но не раньше четырех уколов в чувствительные зоны организма. Это на его же пользу.
Заключенные расположились в грузовом трюме, там имелась клетка временного содержания, куда обычно помещали проштрафившихся пьянством матросов, буйных, хулиганов и мелких нарушителей судового устава, чтоб пришли в себя и охладились. В помещении, образованном переборкой и полукруглой решеткой, было не слишком много места, а из удобств – только ведро.
Заключенные – шестеро испуганных мужчин и четыре женщины. Они производили жалкое впечатление, были измотаны, голодны, лишены остатков силы воли. Бунт и последовавший за ним прилив искаженной плоти стал чрезмерным испытанием для слабых разумов этих отбросов общества.
Я приказал матросам поставить поблизости от клетки койку и походный стул, на ящике с консервами разместил поднос с инструментами, шприцы и склянку с подготовленной сывороткой.
Последовательно арестантов выпускали из клетки и, под взором строгих часовых из числа матросов, а не конвоиров, усаживали на жесткое раскладное ложе. Я проводил короткий опрос – самочувствие, наличие полипов или иных образований на коже, видения, голоса, изменения температуры, боли, головокружения и так далее. На удивление – из арестантов оказался уже подвержен заражению всего один, дюжий усач с маленькими глазками и пудовыми кулаками. У него уже отросли жабры, ноги покрылись шевелящимися наростами, а под ногтями начали проявляться ядовитые железы. Под его дикие крики и испуганные взгляды остальных инфицированного утащили, чтобы бросить за борт. Не могу назвать эту меру чрезмерной, но все еще считаю, что и ему можно было помочь.
Остальные были здоровы, за исключением цинги, нескольких эпизодов гонореи, общего истощения и сыпи от антисанитарии.
По очереди они подходили, усаживались, закатывали рукав и получали свою порцию растворенной «порчи». Воры, убийцы, насильники, мошенники, нарушители правил дорожного движения, люди, перешедшие черту, но люди, которые заслуживали наказания, а не пытки. По завершении процедуры, за которой следовала небольшая лекция по профилактике, я устроил короткий устный экзамен.
– Итак, друзья, что мы должны делать, если увидим нарост, полип, влажный глаз не на своем месте?
Дежурный матрос стукнул дубинкой по решетке, видимо, чтобы инициировать диалог.
– Не пугаемся, просим позвать врача… – последовал нестройный хор голосов.
– А что мы всегда должны помнить?
Снова последовал удар и угрожающее бормотание – все в эти дни были на взводе.
– Хаос можно победить: главное – верить в себя и в доктора, не сдаваться, бороться, преодолевать симптомы и все пройдет.
– Молодцы, – резюмировал я, затем обратился к матросам. – Поставьте им пару раскладушек в камеру и дайте одеяла. Улучшить условия содержания сейчас – значит уберечься от распространения заражения.
Позднее, вечером, после ужина, что прошел второпях в разговорах о насущных проблемах корабля, я начал ощущать, наконец, главный симптом заражения. Неожиданно приятный симптом выразился в ощущении эйфории, всеобъемлющем наслаждении, эмоциональный оттенок которого был тонко переплетен с изменениями, происходящими в моем теле. Прогнать навалившееся блаженство было так же тяжело, как справится с мигренью, но мигрень выражается болевыми ощущениями, а это… это было похоже на прикосновения нежнейшего шелка к самым сокровенным уголкам воспаленного разума, приходилось бороться не только с самой эйфорией, но и со стремлением не бороться с нею вообще. Так для меня стал существенно более ясен аспект необходимости обладания твердой волей, хаос приходил не как враг, он вторгался в тело на правах самого лучшего друга.