– Могу я… – недоверчиво начал юноша.
– Нет, не можете. Нет времени объяснять. Все позже.
На протяжении всего дня мне не давала покоя одна мысль. Конвойные солдаты, что прибыли на прививку, делали это вразнобой, отличались нервозностью, скованностью, демонстрировали признаки почти истерической активности.
К тому же, они были неосторожны – ожидая в очереди или навещая своих товарищей в общем покое, они, похоже, несколько недооценивали тонкость местных переборок. В разговорах конвоиров, которые велись будто полушепотом, мелькали слова «сегодня», «все готово», «еще покажем», «по сигналу», и всего один раз, от сержанта, не менее упертого в своем служебном рвении, чем покойный Ланстрок, слово «мятеж».
Поначалу меня удивляло, как можно так открыто обсуждать столь тайное, чуть позже я осознал, что никак не смог бы услышать переговоры даже у ближайшей койки, а уж тем более – у расположенной в десяти метрах от меня через две тонкие, но все же переборки. Похоже, моя болезнь стала причиной обострения работы сенсорных систем организма, что приятно – лучше слышно или видно становилось только при концентрации на каком-то объекте, чувства не сошли с ума и не погрузили меня в какофонию сверхвосприятия. Еще немного погодя я понял, что дело не только в хорошем слухе, некоторые из слов конвоиров были не словами, а мыслями!
Последней каплей стал визит Дюбрана, который расставил все по местам.
13 фиратонакреша
– Планируют перекрыть люки в кубрик и занять позиции на трапах, ведущих в надстройки, на входе в крюйт и машинное отделение. Затем нейтрализовать уменьшенную ночную дежурную команду, взять под стражу офицеров и вас…
Повествование о ближайших планах главаря конвоиров я производил уже в капитанской каюте, наедине с фон Валенвиллом.
– Возмутительно! – вспыхнул командир судна, – Вы уверены, мистер Блэймрок, что сведения верны?
– Не имею оснований в них сомневаться.
В этот момент с палубы прогремел выстрел, затем еще один и еще.
– Что происходит? Вы говорили действие начнется в четыре утра, самый темный час, а сейчас едва полночь, – капитан резко поднялся, шатаясь от усталости и недосыпа, в последние дни ему пришлось нелегко.
Я прислушался. Затем произнес, не скрывая досады.
– Они решили перенести, заподозрили, что их планы раскрыты.
– Стюард, офицеров ко мне и старшин!
Дальнейшие события можно обрисовать панорамно, особо активного участия я в них не принимал, ограничившись предостережением, к сожалению, недостаточно оперативным.
Повинуясь инстинкту, который свойственен любому вооруженному человеку, побуждаемые яростью, страхом, сомнениями и пылающими амбициями, чья пульсация в тот момент эхом отдавалась в моем мозгу, отказавшись от четкого плана в угоду единому порыву страсти к разрушению, солдаты конвойной службы, побуждаемые короткими командами Дюбрана, хлынули на палубу.
Атакующий отряд включал около тридцати бойцов – остальные рассыпались по заранее определенным прочим направлениям атаки, надеясь застать дежурные команды матросов и канониров врасплох.
Расстреляв вахтовых моряков, солдаты, вооруженные винтовками со штыками, карабинами, кортиками и гранатами бросились в кормовую надстройку. Тут их путь преградил наскоро собранный отряд обороны из офицеров, стюардов и механиков. Под личной командой капитана защищающиеся заблокировали основные двери, организовали баррикады из мебели и начали отстреливаться через иллюминаторы из личных револьверов и гартарудских автоматов, некоторое количество которых нашлось в личном капитанском запаснике (оказывается, в не были не только бочонки с виски).
Координируя натиск с безопасного расстояния, Дюбран озвучил свои требования:
– Капитан Оттомар фон Валенвилл, мне нужны только вы. Сдайтесь и прикажите своим подневольным прислужникам сложить оружие. Я обвиняю вас в халатности, некомпетентности, отсутствии сострадания и полном неумении управлять судном в сложившихся чрезвычайных ситуациях. Вас ждет справедливый суд. Примите свою судьбу как мужчина!
Кроме того, речистый конвоир призывал офицеров и моряков экипажа перестать поддерживать «безумного капитана», переходить на сторону конвойных сил, «защищающих порядок и благоразумие», и вместе «наводить порядок» на корабле.