Вокруг истонченного тела существа во множестве вились пульсирующие оттенками невообразимые для человеческого глаза многогранники неправильной, неестественной, почти запретной формы, каждая грань их не сочеталась с остальными, но находилась в вымышленном балансе. Осуществляя движение по изменяющимся орбитам, многогранники впитывали, пропускали через себя, накапливали осколки знания, составляющие информационно-материальную суть этого места, они служили своеобразными банками данных, алчущими накопить и сохранить как можно больше сведений.
Весь он походил на воплощение ада перфекциониста, столь совершенного, что переходил в плоскость рая – пугающий, манящий, совершенно несовершенный.
Мы встретились наконец, на какое-то время, отрезок которого не представлялось возможным измерить, воцарилось молчание, окруженное пульсацией центробежного и центростремительного движения символов, издающих неясный гул на самых низких частотах. Затем фигуры в нижней части головы существа разошлись в стороны, и мне было высказано приветствие. С его стороны не было задействовано ни звуков, ни движений, слова исконного обитателя этого места образовывали конструкции ультимативно понятных символов, которые зависали в пространстве между нами, параллельно мгновенно впечатываясь в мой мозг. Обозначить такое общение я могу только как абсолютное.
«Давай допустим, что мы высказали друг другу приветствия, ты сообщил, что отзываешься на имя Виктор фон Блэймрок, я признал, что в вашей части многомерного информационного вещества известен как Шенгеш Азарах. Я задал вопрос, зачем ты прибыл, Виктор, ты признался, что в полной мере этого не понимаешь. Затем в процессе некоторого длительного обмена любезностями осознал, что ищешь знания. Я же, в свою очередь, обладаю знаниями всех известных тебе форматов. Теперь мы переходим к действительно важным вопросам. Итак?»
Поток символов, вкупе с прикосновением к материальному символизму сферы, выбил мой мозг из колеи, наполнил сознание беспорядочными образами, лишил осознания смысла и направления. Уцепившись за конструкцию, высказанную существом, я предположил, что в эту конкретную форму, ее облек мой мозг, а само приветствие было много шире и сложнее. Но не все сразу. По кусочкам мозаика моего «Я» сложилась обратно, и вопрос смог родиться.
– Как бороться с хаосом? Вот зачем я пришел.
Передо мной зависла одна из сфер, окружающих создание, она медленно зафиксировалась на одной из граней, в матовой плоскости проявился образ Пучины, виденный мной в одном из прошлых снов.
«Точка зрения. Борьба – это точка зрения. Она подразумевает наличие оснований, определяющих неизбежность конфликта. В вашей плоскости бытия борьба формируется вокруг ресурсов, убеждений и примитивных инстинктов, сообщающих телу, что первых недостаточно, а вторые находятся под угрозой поругания. Далее формируется поток комплексов и социальная среда, создающие вкупе ощущение неизбежности конфликта. С другой стороны…»
Сфера изменила положение, мне предстала другая грань – она отражала беспространственный водоворот звезд, течения и завихрения мельчайших частиц, сполохи космического ветра и треск первородной энергии в своей самой естественной форме.
«Если посмотреть на проблему под другим углом, основания для конфликта исчезают. Совместная работа начинает выглядеть как перспектива получения большего количества ресурсов, чем возможно обработать после взаимного уничтожения, в убеждениях проступают трещины компромиссов. Материя и сознание – понятия сходные, порой тождественные. Изменяя точку зрения на проблему, можно получить результаты, намного превосходящие мотив, заложенный в изначальной теории…»
Сфера вернулась к хозяину, символы медленно затухали в моем разуме, который представал теперь как цельная, отполированная призма, заключающая чистое знание.
– Так что же мне делать?
«Продолжай свой чистый эксперимент и обязательно поделись потом результатами. А теперь иди и не оглядывайся, взор назад равноценен шагу, а шаг ведет к потере координации и падению. Это страшно – падать в пустоте…»
Кивнув, хотя это и показалось совершенно излишним, я развернулся и устремился прочь, обратно к тесной плотской оболочке, что лежала на грязных простынях.