– Отвечайте быстро, доктор, есть ли шанс обратить изменения, что показывают ваши исследования? – задал с нетерпением следующий вопрос больше не Элефас.
– Несомненно, имеются определенные перспективы успешного преодоления, хм, заражения, – я растягивал слова, параллельно концентрируя свою волю и формируя в голове приказ, призыв, если угодно, способный привести на мою сторону немного союзников.
– Что для этого требуется?
– Богохульство, – громко заметил Грюбольдт.
– Я полагаю – желание. Но в этом, собственно, заключается основная сложность. Нет никаких рациональных оснований отвергать хаос, если твой разум достаточно силен, чтобы сладить с ним, а если воли не хватает, то для подавления заражения ее не хватит. Конечно, допустимо внешнее вмешательство, но тут, как в психиатрии, без желания пациента добиться результата почти невозможно.
– Прислушайтесь к себе, – приложив руку в боевой краге к переносице произнес новоиспеченный Георг. – Вы, уважаемый человек, ученый, светоч рационализма и научного подхода, несете бред, подобно безумному проповеднику. ИХ безумному проповеднику.
– Как пожелаете, – кивнул я, – но, признаться, я не намерен тут висеть и выслушивать оскорбления своего студента, к тому же, крепкого троечника.
– Будто у тебя есть выбор, – фыркнул фон Мэйбр.
В следующий момент комок пищащей ярости вцепился ему в лицо. Со всех сторон на моих противников кинулись крысы. Те самые перспективные создания из экспериментальной группы номер один, на мое счастье бежавшие из заключения и размножившиеся в питательной среде влажного трюма. Волной хитиновой ярости когтей, яда хвостов и жестокости шестидюймовых клыков, крысы бросились на моих врагов, привлеченные сигналом, который, как я полагал, напрямую влиял на их систему определения «свой-чужой». Вторая группа зверьков, поменьше числом, подобралась к колдовским символам на полу и стенах, начав их подгрызать, быстро нивелируя контурную структуру ритуала. Этими приходилось управлять телепатически, напрямую, к сожалению, Элефас и его друзья были от вмешательства в разум чем-то защищены, так что на них повлиять не представлялось возможным.
Мир для меня изменился – он предстал сосредоточием четких линий, геометрических фигур, размерностей, помеченных символическими маркерами, а также рассеянных в пространстве пульсаций сосредоточения энергии хаоса.
Не имея возможности освободиться, я отрастил из плеч два гибких щупальца, которые использовал для совершения колдовских пассов вместо рук, получалось, замечу, достаточно аккуратно. Явно лучше, чем у бедняги фон Мэйбра, чье лицо превратилось в кровавое месиво, кишащее грызунами, а руки тщетно пытались воспроизвести рисунок отталкивающего заклятия.
Вокальное воздействие парализации, направленное в бывшего Элефаса, эффекта не возымело, он, похоже, был неплохо защищен. Ловко увернувшись от нападающих крыс, юноша выхватил два револьвера в прыжке через голову и выпалил в меня. Похвальные акробатические способности. Время будто ненадолго замедлилось, я увидел траектории движения пуль, их приблизительную скорость и убойный эффект. Не желая рисковать, я призвал внутренние резервы и обратил свой эпидермис прочным панцирем, хитин показался слишком хрупким, потому пришлось зарасти достаточно толстым слоем текстуры и свойств покрова тела кальмара, отлично сочетающего прочность и гибкость. Пули панцирь не остановил, но не позволил оным добраться до жизненно важных органов. Кишечник не в счет, боли я сейчас не ощущал и сомневался в возможности сепсиса.
Поразить основного противника возможным не представлялось, но нашлось иное решение – в теле брата Грюмбольдта, который как раз выжег с себя десяток крыс священным огнем, ощущалась уверенная и мощная пульсация энергии хаоса. Мысленно я дотянулся до источника, разложил его на составные символические элементы и активировал, создавая ритуал без участия слов и с незначительным набором жестов.