Дико взвыв, послушник начал меняться, он увеличился в размерах и будто вывернулся наизнанку, явив миру эластичную, истекающую слизью шершавую плоть акулы или какой-то глубоководной твари, внушительные когти и шестирядный набор зубов в раздавшейся пасти. Священник так долго сдерживал монстра в себе, что тот сумел сформировать собственное, альтернативные тело с зачатками агрессивной, как у фанатичного прообраза, веры. Почуяв неискаженную плоть, то есть, конечно, Георга, а не жалко хлюпающего погодника, погребенного под сворой чавкающих зубастых тварей, бывший Грюмбольдт напал.
К чести фон Валентайна, ни воля, ни выучка ему не изменили. Юноша сражался отчаянно, ловко уворачиваясь от быстрых, но не слишком метких ударов твари, только осознающей свою силу, поливая противника свинцом или действуя ножом, который, к счастью для меня, не мог добраться до важных органов создания, погребенных под слоем мускулов и двойным скелетом.
К сожалению, такая схватка не могла продолжаться долго, преимущества монстра, неутомимость, прочность и скорость были слишком велики. На определенном этапе псевдо-Элефас получил тяжелый удар в грудь, пролетел чуть ли не треть подводной палубы и затих на расколотой бочке.
Я тем временем сумел освободиться и собирался направиться к выходу.
– Ты, – прохрипело, разворачиваясь рожденное из святости чудовище. – Что ты сделал со мной?!
Похоже, Грюмбольдт вернул себе контроль над разумом, но не над формой тела. Понятно, на чью беду. В меня тут же ударил поток черно-зеленой искаженной энергии, пришедшей на смену силе вере, сжигая плоть, искажая панцирь еще больше, уничтожая слабое тело. Страшная сила, продолжая давить, впечатала меня в обшивку судна.
Стараясь не терять присутствия духа, я нащупал мысленно основной сгусток сути хаоса внутри нападающего и внес несколько изменений в рисунок распространения «заразы», как я это раньше называл, по телу. Жутко изогнувшись, существо начало рвать собственную плоть, из которой вырывались неконтролируемые опухоли и наросты, волной беспорядочно искажающейся органики оно распространилось на площадь радиусом около трех метров и замолкло чавкающей массой глаз, усиков, лапок, жил, комковатых мышц и слизистых мембран.
Пришла тишина. Тишина и довольный писк крыс.
Я прошел через трюм, не обращая внимания на рудиментарные щупальца, что пытались обвиться вокруг щиколоток, когда пересекал органическую лужу, и остановился напротив распростертого Элефаса или Георга.
– Что ж, молодой человек, думаю тут мы наблюдаем видовую борьбу в чистом виде, ничего личного, просто вопрос выживания.
Заклинание разложения уже готово было сорваться с моих щупалец, когда за спиной раздался отчаянный крик.
– Нет, прошу!
Элеонора, словно ангел, спустилась во тьму, бледно фосфоресцируя переливающейся перламутровым блеском кожей. В ее прекрасных глазах с широкими вертикальными зрачками застыли мольба и ужас.
– Мисс Канниг, – смутился я, – прошу прощения, хм, несколько не одет.
– Прошу, доктор, оставьте его. Вы уже одержали верх.
Поверженный противник что-то протестующе прохрипел.
– Ну, раз вы так просите.
– Прошу. Вы дали мне путь. Помогли увидеть истину. И путь этот не приемлет насилия. Я заберу его. И исцелю. Умоляю. Под мою ответственность.
– Что ж, – я повернулся к девушке и коротко поклонился, – я верю вам, Элеонора.
За моей спиной создание, продемонстрировавшее совершенно нетипичную реакцию на изменения хаотической энергией, направилось к моему скрытому врагу, а я направился наверх. Тело подверглось многочисленным изменениям, их необходимо было упорядочить и взять под контроль.
19-21 фиратонакреша
В последующие дни произошло немало интересного и несколько действительно важных событий, в которых я выступал лишь как наблюдатель. Постараюсь осветить по мере возможности, хотя разум мой, привыкая к новой форме видения мира, оставался смущен, потому что-то может оказаться пропущено.
В первую очередь хочу заметить, что развитие политической ситуации на корабле я не могу оправдать безумием или «тлетворным» влиянием хаоса. Суть вещей находится, в данном случае, в области приземленного и вполне свойственного человеческой расе стремления к власти, способного извратить душу много сильнее любой «губительной силы».