Если исходить из базового положения гипотезы, определяющего хаос в качестве заразного заболевания, мне необходимо было постараться выявить его основные элементы – этиологию, то есть, причину и качественные условия возникновения инфекции, патогенез, под которым подразумевается специфика и основные механизмы протекания и развития болезни, а также семиотику, также известную как симптоматику или наглядные проявления, позволяющие выявлять и отслеживать этапы протекания эпидемического процесса.
При этом наиважнейшей задачей мне виделось выявление возбудителя гибельных проявлений, я предполагал, что должны быть некие источники искажения, влияющие на зараженные организмы, способствующие мутациям и неестественным изменениям – микроорганизмы, бактерии, вирусы, паразиты или иные, возможно, пока неизвестные науке структурные элементы, фактом своего существования или взаимодействия с окружающим миром способствующие или обуславливающие заражение, именуемое хаосом или гибелью.
Первым делом изъяв полип из защищенного контейнера, на этот раз непосредственно на столе, чтобы нигде не наследить, я подверг продолжающий мерно сиять сгусток плоти тщательной вивисекции и разбору под микроскопом. Результаты оказались одновременно интригующими и обескураживающими.
Так, помимо закономерно необходимых стрекательных клеток на щупальцах вокруг ротового отверстия, позволяющих существу кормиться, полип имел в этой области присоски небольшого размера, хитиновые крюки и наборы светочувствительных клеток. Некоторые элементы были характерны для существенно более сложных организмов, а другие вообще не представляли функционального интереса.
Источник сияния установить оказалось проблематично – после разреза стало ясно, что светится почти вся внутренняя часть зооида, но ни один из образцов под микроскопом свечения не выдавал.
Внутреннее устройство создания, подверженного эпидемиологическому процессу, также заставляло задуматься, расстроиться, даже впасть в уныние от столь вопиющей, противной природе неорганизованности. Мезоглея полипа отличалась неоднородностью, местами она, как и положено, была представлена слабовыраженной базальной пластинкой, в других же участках переходила в состояние студенистое, характерное для медуз, а кое-где подозрительно напоминала соединительную ткань более сложно организованных существ.
Кишечник существа совершенно нехарактерным образом извивался, закручивался, а главное – оканчивался много раньше соединения с выводными отверстиями. В то же время, нервная система выходила далеко за пределы нервного плексуса, некоторые узлы были более характерны для членистоногих или насекомых, при ближайшем рассмотрении выяснилось, что они поддерживали функционирование участков, связанных с совершенно неестественно развитыми чувствительными областями, а также с чем-то, предположительно снабженным рудиментарными мембранами, способными, похоже, менять тональность проходящих через них воды или воздуха. Последний элемент, с очень большой долей скепсиса с моей стороны, мог все же объяснить непрекращающийся исходящий от полипа шепот на грани слышимости.
Наконец – скелет, тут перемешались все совершенно лишние элементы, от перидермы различной степени плотности до хитиновых и даже роговых элементов, а также уплотненных сегментов, где, похоже, располагались клетки, вырабатывающие упомянутую ранее жижу неясного назначения.
В конечном счете я сделал все же открытие, которое принесло одновременное, почти эйфорическое ощущение радости вкупе с наваливающимся, почти осязаемым чувством неловкости. Такое создание вообще неспособно существовать. Вернее, не так – отдельные клетки полипа вполне жизнеспособны, но в комплексе они просто неспособны составить более сложный организм. То есть, отметая иные положения как недостаточно обоснованные, можно было сказать, что жизнь в этом комке плоти поддерживалась силами и энергией совершенно иными, чем у стандартных образцов, встречающихся в природе. Вывод в то же время не выглядел революционным – полип просуществовал весьма долгое время в экранированном контейнере без доступа к питательным элементам, но все же не издох.
Разъятое на составные части создание я подверг серии несложных опытов для установления пределов живучести. Тут сложно было выявить нечто запредельное, в основном результаты соответствовали обычной органике.