– Это было бы ожидаемо, – Оромэ сощурился, подыгрывая, – но?..
– Но после некоторых инцидентов алхимикам строго запрещено проводить любые опыты за пределами лабораторий и своего крыла. И, в конце концов, я же не алхимик!
– Он взорвал кухню чертовым сладким молоком, – вставила Мири.
Оромэ хмыкнул, вскидывая брови и всем своим видом требуя от Рина продолжения, а тот рассмеялся, ничуть не стесняясь своей не самой лестной роли в этой истории.
– Ничего сладкого я не нашел, кроме сахара, и потом вспомнил, что как-то на вечеринке одна моя однокурсница-паладинка рассказывала, мол, надо взять молоко, сливки, сахар, сварить это вместе, и получится что-то.. мм… Ну, что-то вроде сладкой сметаны. А если сварить еще раз, держа в закрытой банке, то она потемнеет, станет такая, вроде как карамель – и, ну, ты же знаешь, Мири любит домашнюю карамель! Я просто не удержался.
Оромэ не выдержал и расхохотался. Про взрыв ему действительно рассказывали – и особенно не скупились на подробности о том, как отскребали сладкое варево от потолка, проклиная таинственного вредителя на веки вечные.
Таинственный вредитель явно остался жив, здоров и совершенно не проклят, и теперь поднимал кучу брызг на мелководье.
– Он был самым сладким мальчиком Академии потом еще неделю, – добила Мири, – а если Рина причесать, то, я думаю, даже тебя сможем угостить его творением.
Оромэ повернулся к младшей сестренке.
– Во-первых, он всегда самый сладкий мальчик Академии…
– Эй! – Рин наклонился и зачерпнул прозрачной сверкающей воды, чтобы отомстить. Оромэ и бровью не повел, только снял очки и убрал их в нагрудный карман.
– …а во-вторых – после того, как вы мне это рассказали, я просто обязан заставить вас повторить ваш шедевр!
С этими словами он ухватил Рина за руку, не давая ему сбежать, и щедро облил водой из так кстати набежавшей волны. Мири прыснула, не сдержав ехидный смех.
– Смеешься, да? Смешно тебе?! – оба эльфа повернулись к ней.
Мири сложила руки на груди, даже не пытаясь скрыть, как ей нравится это зрелище.
– Вы как две мокрые крысы! Идеальная компания.
И тогда две мокрые крысы, переглянувшись, слаженно бросились к воде, в четыре руки под локти потащив верещащую Мири на мелководье. Та орала, стараясь обрызгать их как можно сильнее, но оба были уже мокрыми насквозь – и Мири через пару мгновений тоже, хотя воды там было в лучшем случае ей по колено.
Наконец она извернулась, ущипнула Рина за бок и, пока он набирал побольше воздуха в легкие, чтобы завопить, воспользовалась передышкой и вдруг рухнула в воду сама, крепко держа парней за руки. Хохоча, они неминуемо повалились за ней.
– Три… кхе, три мокрые крысы, милая сестренка, – сообщил Оромэ через полминуты, когда сел и вытащил изо рта вонючие водоросли.
А Рин так и остался лежать на воде, раскинув руки, и даже не пытался спасти свои роскошные волосы, превратившиеся в жуткий веник с солью и песком. Он фыркнул, выплюнув воду фонтанчиком из мелких брызг, и продолжил беззаботно дрейфовать в едва ощутимых теплых волнах.
Если зажмуриться, лежа вот так в солнечный день, то мир покажется еще более золотым, словно медовый эль – или как тягучая, приторная домашняя карамель. Рин уже почти чувствовал ее вкус на языке, пробивающийся сквозь соленое послевкусие моря.
Потом, когда откроешь глаза, все покажется тусклым и серым, но оно все равно того стоит.
Глава 5
282 год. Академия Золотого Дракона на острове Сарто
Двадцать два года назад десятикурсница Фаэлитин Аэн-Найло уже обращалась с книгами неподобающим образом, пусть еще и не видела себя в качестве библиотекаря ни в ближайшем будущем, ни в каком другом.
Сулой Руало сидела на кресле с ногами и по кругу фальшиво мурлыкала всем осточертевший мотивчик. Ее волосы лежали в каком-то удивительном беспорядке, впрочем, напрягающем только окружающих, но не саму девушку. Вдобавок, они были мокрые – как у всех дженази воды. Глаза Сулой светились опасной хитринкой даже в состоянии покоя. Голубая строчка по воротнику рубашки выдавала, что она учится на факультете магии, в остальном же ее можно было принять скорее за искательницу приключений, чем за прилежную студентку.
Судя по ее выражению лица, с которым она, чуть прищурившись, следила за Фаэлитин, Сулой и сама прекрасно это осознавала.