Время от времени слон внезапно поворачивал назад и устремлялся на своих врагов. В тот же миг все бросались врассыпную. Если бы кто-нибудь замешкался или споткнулся на бегу, слон растоптал бы его, как это нередко и случалось.
Преследование длилось целый день до наступления темноты. Когда обессиленное животное рухнуло в кустарник, пигмеи упали рядом в траву. Они ждали, когда обескровленный, загнанный слон испустит последний вздох. Но громкое дыхание животного и редкие стоны ясно говорили, что слон не хочет умирать.
На рассвете схватка возобновилась. Слон отмерял своими ножищами метр за метром, и армия крохотных охотников еле поспевала за ним. Промелькнуло два часа. Внезапно слон остановился, сделал резкий поворот и опять ринулся на своих мучителей. Лес здесь был довольно редким, так что спрятаться было почти негде. Убегая от слона, женщины отчаянно визжали от страха. А слон все ближе и ближе. Пигмеи попадали в траву и притаились. Слон в растерянности стал топтаться на месте, потом заревел отчаянно и горестно, словно корабль, подающий в тумане сигналы бедствия. Охотники бесшумно подползли к нему, схватились за лианы и начали изо всех сил тянуть к себе. От пронзительной боли слон встал на задние ноги, обнажив огромное красное пятно на брюхе. Теперь охотники уже не цеплялись за лианы, а, упираясь ногами в землю, яростно дергали их обеими руками. Им удалось выдернуть три из четырех копий. Слон, казалось бы, вышел победителем в схватке. Но это был последний смертельный удар. Из открывшихся ран ручьем хлынула кровь. Слон упал на колени и умолк.
Прошло еще несколько часов. Пигмеи сидели полукругом в нескольких метрах один от другого и терпеливо ждали. Наконец, когда закатное солнце окрасило в золото зеленые склоны дальних холмов, один из четырех охотников подобрался к слону и осторожно обошел его кругом. Потом закричал ‘невероятно громко, ликующе. Он вскочил на слона, и выхватив нож, одним ударом отсек слоновий хвост и подбросил его вверх. Это был ритуальный жест победы, общий для всех африканцев — охотников на слона.
Вскоре в лесу загорелись пять, десять, сто костров. Каждый пигмей получил свою долю добычи — большущий кусок мяса. Теперь его нужно было прокоптить на огне, и тогда голод уже не страшен.
Всю ночь в траве полыхали огни и всю ночь пигмеи танцевали и пели. Потом один за другим костры постепенно потухли. Голоса поющих стали слабеть, словно их поглощали листья и стволы деревьев. Наконец пигмеи водрузили на плечи свою добычу и отправились в обратный путь, к селению. В лесу снова воцарились мрак и тишина.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Вы только что прочли не совсем обычную книгу не совсем обычного автора. Написал ее итальянский кинорежиссер и оператор Фолько Куиличи, известный у нас главным образом по великолепному фильму «Голубой континент». Можно, конечно, только пожалеть, что наши зрители почти незнакомы с другими работами этого художника, одного из виднейших зарубежных кинодокументалистов нашего времени.
Но сейчас вы встретили Куиличи в другом амплуа: автора путевых заметок, сделанных во время нескольких киноэкспедиций по разным районам Африки — Северной, Западной и Экваториальной.
Конечно, кинематографист чувствуется и в этих заметках— и по зоркости и вниманию к деталям, и по построению книги, в чем-то напоминающему монтаж фильма. Однако главное все-таки не в этой «кинематографичности». При всей занимательности книги, написанной легко и изящно, с юмором, ее можно было бы назвать и своеобразным социологическим исследованием.
И дело тут вовсе не в модной терминологии. Даже не слишком внимательный читатель довольно быстро обнаруживает, что книга построена вокруг единого стержня. На протяжении многих страниц автор внимательно рассматривает, как проникает новое в жизнь народов Африки, как это новое сталкивается со старым и борется с ним (а иногда и сочетается), короче говоря, как складывается тот сложнейший комплекс явлений, который мы сейчас иной раз с легкостью именуем современным африканским обществом.
Бесспорно, Куиличи писал свою книгу не как научный трактат. Случается, что он и увлекается и ошибается кое в чем. Но по богатству фактами, по честному стремлению автора всерьез разобраться в том, что же все-таки происходит на континенте, по отсутствию даже малейших следов снисходительного европоцентризма (а он встречается порой даже в очень хороших научных работах ряда солидных и в целом прогрессивных ученых), наконец, по последовательному демократизму точки зрения— по всем этим признакам «Тысяча огней» не уступит многим серьезным трудам. И не только не уступит, но и превзойдет…