Была зима, из пустыни тянуло холодным ветром, в гостинице не топили, и я проспал ночь под тонким одеялом не раздеваясь. Утром, когда я проснулся, вода в колодце была затянута ледяной пленкой, сверкавшей, как соляная корка шотта.
— Ладно, пойдем поглядим, что это за штука, — сказал я.
Мы направились к двухэтажному земляному домику без окон, стоявшему на окраине селения. Мне очень хотелось посмотреть на улед-наил, о которых я столько читал и слышал.
Наконец мы подъехали. Фотоаппарат я оставил в машине. «А то девочки обидятся», — объяснил мне гид. Войдя во внутренний дворик, я был поражен. Сооружение, такое невзрачное и даже жалкое снаружи, имело внутри куда более привлекательный вид. Мы очутились в цветущем саду с фонтаном, где плавали в воде голубые цветы. Вдали звучала негромкая музыка.
Подбежал мальчишка лет десяти и принес нам подушечки и зеленый ароматный чай.
— Сейчас вы увидите девушек-наил, — прошептал мне гид.
«Улед» на арабском языке означает «юноша» или «девушка», а «улед-наил» — «девушка из племени наил[6]». Обычно женщин-арабок из внутренних районов «продают» мужу в обмен за «приданое», которое он дает отцу невесты. В отличие от них женщины-наил продаются родителями в публичные дома, чтобы они могли собрать деньги на «выкуп». Тогда недавние проститутки получают право свободно выбрать себе мужа. Они продаются с ранних лет, и за короткий срок им удается «заработать» нужную сумму. После этого они возвращаются в родное селение, платят выкуп родным и могут сами, по своей воле соединить жизнь с избранником сердца.
— Послушай, — спрашиваю я гида, — как же улед-наил находят себе потом мужей в селении? Ведь там все знают, что эти улед работали в домах. А мужчины-арабы тоже, надо думать, ревнивы.
— Еще как, — соглашается гид. — Не меньше чем ваши сицилийцы.
— Ну и кто же тогда берет этих улед-наил в жены?
— Желающих предостаточно. Они очень опытные в любви, а это нравится мужчинам.
Тем временем в патио[7] вошли две женщины. Меня поразило, что они беспрестанно «жевали» красные деревянные палочки.
Гид заметил мое изумление и прошептал мне по-французски:
— Это для красоты. Так же, как яркая помада на губах привлекает наше внимание, эти улед прельщают нас красными деревянными палочками во рту.
После секундного колебания обе женщины сели рядом с нами. На них было множество юбок, а на расстегнутую блузку ниспадал бурнус. На шее висели серебряные ожерелья, просверленные монеты и дешевые стеклянные безделушки/ Девушки были отнюдь не так красивы, как знаменитые гетеры, о которых писали в прошлом веке многочисленные путешественники.
Стройные и мускулистые, они походили на молодых и сильных крестьянских девушек. В первый момент они несмело улыбнулись нам, но уже минуту спустя смеялись громко и заразительно. В них есть своя привлекательность, но красивыми их не назовешь. «Почему же они столь знамениты?» — недоумевал я.
Наконец из слов гида я понял, в чем тут загадка: у этих улед очень белая кожа. «Как молоко их матерей», — с гордостью сказал мне гид-тунисец. А это имеет огромную ценность в глазах арабов.
Улед-наил знали, как сохранить этот свой природный дар. Они не работали в поле, не ходили на рынок, их не посылали к колодцу за водой. Их родители отлично понимали, что белая кожа дочерей принесет им богатство, и поэтому не заставляли девушек работать под палящим солнцем. И улед-наил оставались белыми, даже еше более белоснежными, чем европейские женщины. Во всех домах терпимости Северной Африки арабы и европейцы платили бешеные деньги за обладание улед-наил. А через несколько лет эти женщины, скопив изрядную сумму денег, возвращались в родное селение, увешанные золотыми и серебряными ожерельями. Так было до 1954 года. Революция положила конец иностранной оккупации, таклиду [8] и домам терпимости. Теперь женщины-улед, как и все остальные, работают, ходят за водой и чернеют от загара.
Хлеб и оливковое масло «троглодитов»
На рассвете, по мере того как солнце растет на горизонте, все четче обозначается извилистая красноватая линия горного массива Джебель-Матмата — новая цель нашего путешествия.
Ближе к полудню мы подъехали к каменным домам городка Кебили, где должны были встретиться с местным военным комендантом. И вот мы сидим в его доме без окон с массивными, как у крепости, стенами. Да, ему звонили из Туниса, и он предоставит нам джип для поездки в горы. Нет, разрешения снимать он не дает: президент не любит, чтобы выставлялись на всеобщее обозрение отсталые нравы в некоторых районах страны. Правительство и без того ведет упорную борьбу, чтобы ликвидировать постыдное колониальное наследие — поселения «троглодитов» и кочевников в предпустынных зонах. Президент Бургиба лично издал приказ о разрушении большей части горфа — зернохранилищ Меденина.
8
Таклид