Я резко свернул направо на грунтовую дорогу, ведущую к дому, но на полпути, у пруда, нажал на тормоз. Я тяжело дышал, как будто только что пробежал марафон. Я не мог находиться в машине. Оно было слишком замкнутым, слишком душным и слишком сильно напоминало мне ту ночь…
Вскочив с водительского сиденья, я побежал к пруду, поверхность которого покрывала чернильно-толстый лед. Я остановился на краю, запрокинув голову и глядя на темнеющее небо.
В память …
Сдавленный, сдавленный звук вырвался из моего горла. Я наклонился, положив ладони на лед. Что угодно, чтобы заземлить меня. Христос . Как мы вообще сюда попали? Как все пошло так неправильно?
Почему он ничего не сказал? Почему он просто не поговорил со мной…
Запрокинув голову, я закричал в ночное небо, услышав, как спящие птицы убегают от окрестных деревьев. Я медленно встал, горло болело, тело подпрыгивало от адреналина, и двинулся к сараю, который я не открывал не знаю как долго.
Положив окровавленную руку на ручку, я открыл ее и обнаружил, что на меня смотрят мои старые коньки. Я проигнорировал удар в живот, который получил, когда увидел вторую пару, склонившуюся рядом с ними.
Схватив свои, я скинула ботинки, не обращая внимания на то, что носки промокли насквозь, шлепаясь по снегу. Я надел их и почувствовал тошноту, когда знакомый прилив правильности охватил меня. Я взглянул на палки, которые смотрели на меня так, будто у них была душа, как будто у них были воспоминания, запертые в слоях дерева.
Прежде чем я успел об этом подумать, я схватил тот, что с черно-золотой лентой — цвета Брюинз. Когда я держал его в руках, это казалось кощунственным. Я никогда не верил, что заслуживаю держать эту палку в руках. Как я мог, если оно принадлежало моему герою? Тот, кто научил меня всему, что я знал. Тот, на кого я равнялся, подражал, смеялся и к которому бежал. Тот, кто сиял так ярко, что осветил все чертово небо.
Теперь я навсегда застрял под его затмением.
Инстинктивно двигаясь к пруду, я положил правую лопасть на лед и оттолкнулся, пока не начал скользить по поверхности. Резкий ветер ударил мне в лицо. Мои легкие, которые, казалось, разучились функционировать, впитали длинный глоток воздуха. Кончик палки в моих руках скользил по замерзшей поверхности пруда. Я постукивал по нему взад и вперед, как будто передавал шайбу. Для меня это было так же естественно, как дышать. Этот . Лед. Хоккей.
Я закрыл глаза, кружа вокруг пруда. И словно я проскользнул в другой самолет, я услышал отдаленное эхо смеха двух детей…
— Думаешь, сможешь взять меня, малыш? Глубокий голос Киллиана раздавался сквозь снег и ветер, когда я бежал к нему, отбирая шайбу у него из-под ног. "Привет!" он засмеялся и погнался за мной по пруду со скоростью, похожей на миллион миль в час. В эти дни он не мог меня поймать. Когда я просунул его через две ветки, которые составляли нашу импровизированную цель, он обнял меня и унес со льда. «Теперь ты лучше меня, малыш. Как, черт возьми, это произошло?»
Улыбка на моем лице была такой широкой, что у меня болели щеки. Я пожал плечами.
"Ты знаешь, что это правильно?" — сказал Киллиан, отпуская меня и кружась вокруг того места, где я стоял. «Ты пойдешь до конца. Все это видят. Все взгляды обращены на тебя».
Я этого не видел. Силл был лучшим хоккеистом, которого я когда-либо видел. Я был почти уверен, что никогда не добьюсь успеха. Он был старше меня и был звездой каждой команды, в которой когда-либо играл. Сколько себя помню, мне хотелось быть таким же, как он.
— Это среди звезд, малыш, — сказал он, теребил мои спутанные волосы рукой в перчатке. «Мы вместе сыграем в Гарварде, а затем добьемся успеха. НХЛ, Матч звезд. Олимпийские игры». Он улыбнулся и поцеловал меня в голову. — Вместе, да?
«Вместе», — ответил я, чувствуя себя самым счастливым ребенком в мире. Я и Киллиан. Вместе мы вдвоем могли бы покорить мир…
Ощущение падения сдавило мои плечи, десятитонный вес прижал меня к земле. Я открыл глаза и обнаружил, что стою в темноте, посреди нашего заброшенного и заброшенного пруда. Один. Никакого будущего, о котором мы мечтали, нас не ждало. Никакие братья Вудс не завоевывают мир. Только я и призрак моего брата, витающий надо мной, как вакуум, засасывающий все хорошее и светлое в свою хищную пустоту.
Деревянная клюшка застонала в моих руках, когда пальцы сжали ее, как тиски. Чем дольше я стоял там, неподвижный, тем ярость заполняла пустоту в моей душе и строила и строила, пока я не поднял эту палку высоко и не ударил ее об лед со всей силой, которую только мог получить, разбивая и расщепляя ее на тысячу осколков. .