Он не обращал внимания на меня, своего младшего брата и лучшего друга, когда делал свой выбор. Нет связи. Никаких знаков. Всего лишь семь нацарапанных слов, которые он поспешил написать на обороте старого хоккейного билета, прежде чем разнести наш мир на части.
Инстинктивно я полез в карман и проверил бумажник. Оно все еще было там. А в заднем отделении на молнии лежал этот чертов билет. И эти слова. Слова, на которые я не смотрел месяцами, обжигали мою кожу, словно были написаны в вечном открытом огне. Невозможно погасить, оно навсегда сожжено.
Билет, спрятанный в моем бумажнике, по ощущениям весил сто тонн. Но я не смог заставить себя выбросить его. Это была вещь, которую я ненавидел больше всего на свете, но при этом моя самая дорогая вещь.
Поднявшись на ноги, я даже не оглянулся на остальных и побежал к входной двери. Я бросился прямо под ледяной дождь. Ветер бил мне в лицо, тысяча ладоней касалась моих щек. Куртки у меня не было, но сейчас стихия, атакующая мое тело, чувствовала себя хорошо. Покалывание в щеках напомнило мне, что я все еще здесь, живой, даже если на самом деле я не был жив.
Одна только мысль об этой комнате, наполненной сломленными детьми, такими как я, Саванна, прижимающая дневник к груди, как будто это был ее самый большой страх, воплощенный в жизнь, привела меня в ярость. Трэвис плакал при мысли о том, что нужно что-то записать.
Это была чушь. Все это.
Нагнувшись, я поднял камень и со всей силы швырнул его в озеро. Еще до того, как он коснулся поверхности, в моей руке уже был другой, на этот раз побольше, и он довел мое предплечье до предела. Позволив сдерживаемой ярости подступиться к моему горлу, я взревел в тихую ночь, бросая в озеро еще больше камней.
Следом появилась сломанная ветка. Потом еще камни. Одно за другим, пока мои мышцы не загорелись, а голос не стал хриплым.
Когда я устал, появились вопросы. Вопросы, которые, как я знал, никогда не получат ответа. Особенно один — почему? Почему он должен был это сделать? Почему ему пришлось оставить меня здесь вот так? Это был не тот, кем я был раньше. Но теперь… я не знала, как быть кем-то другим.
Запыхавшись и уставший, у меня осталась только ненависть к себе, которая всегда приходит после вспышки гнева. Ненависть к себе за то, что я не увидел знаков. Из-за того, что он не видел, он боролся. На моих глазах выступили слезы. Я откинула голову под сильный поток дождя, позволяя слезам смешаться с тяжелыми каплями, маскируя боль.
Глубоко вздохнув, я моргнул и открыл глаза. Я всегда чувствовал кратковременное онемение после эмоционального всплеска. Это дало мне несколько минут покоя. Всего лишь несколько драгоценных моментов, которые нужно не опалить. Просто ничего не чувствовать.
Я подошел к самому берегу озера, мои ботинки были на дюйм глубже в ледяной воде, и посмотрел на него. Это казалось бесконечным. Еще и древний. Как будто он увидел бы миллион таких же людей, как я, потерянных и одиноких, находящихся здесь в поисках какой-то дуги искупления. Какая-то последняя попытка спасти их от самих себя и от той дерьмовой руки, которую мир им нанес.
Серые облака и угрюмая погода отражали мои темные мысли. Затем я сосредоточил свое внимание на вершинах и впервые за долгое время действительно чего-то с нетерпением ждал. Промелькнула искра. Немного тепла от давно забытого угля, глубоко в моем подсознании.
Мне нравились упражнения. Я был в хорошей физической форме. Долгое время спорт должен был стать моей жизнью. Я собирался стать профессионалом. Я жил ради прилива дофамина, который возникал во время игры с моей командой, ради привыкания к соревнованиям. Играть в игру я когда-то любил больше, чем дышать. Мне нравился холод: каток был моим лучшим другом. Мысль о том, что меня заперли в комнатах общежития и заставили говорить о своем прошлом и чувствах, казалась адом. Быть на природе и гулять, просто… гулять… это я мог сделать.
Я стоял на берегу озера, пока не промок и не задрожал, а холод резкого ветра не начал трясти мои кости. Я повернулся, чтобы вернуться к дому, и пошел по длинной извилистой дорожке, огибавшей сад. Когда я уже собирался покинуть лес, окружающий лес, я поймал вид человека, сидящего на возвышенном скалистом уступе, с которого открывался вид на другую часть огромного озера.
Саванна.