Выбрать главу

– Ого! – Парень вскинул руки. – Эйв, да ты что?! Оставайся с нами! Зиму вместе протянем!

Рауфус не умел врать. Он пытался говорить возмущенно, даже обиженно, но его толстые губы расплылись от счастливой улыбки. Давно хозяин свалки не чувствовал такого облегчения. Девчонка, выставившая его слабаком перед товарищами, скоро уйдет в слуги! Вот это радость, вот это счастье! А из слуг еще никто не возвращался. Таскаются, как собачонки, за господами да, как собачонки, мрут непонятно от чего.

И только маленький Хайде, который любил всех без исключения, поджал губки. Ему стало грустно, хоть и научился он уже не оплакивать тех, кто уходит далеко и насовсем.

Эйверин взлохматила мягкие волосы на макушке малыша и ласково ему улыбнулась. Но, повернувшись к Рауфусу, посерьезнела. Она отлично понимала, что парень прилагает огромные усилия, чтобы не завизжать от счастья, но лишь вежливо ответила:

– Я все решила, Рауфус. Ты мне поможешь?

Эйви специально посмотрела в водянисто-голубые, чуть навыкате, глаза парня. Она знала, что он и так кинется ей помогать, что боится он ее чуть ли не больше смерти, но не могла отказать себе в удовольствии. Когда она видела, как такой детина дрожит перед ней, то сразу ощущала собственную силу. А если есть сила, то можно верить, что все получится.

– Так, это, Эйв, конечно помогу, о чем разговор?! У меня даже котелок есть. Вчера спер у пекаря.

Парень расхохотался, а Эйверин поморщилась, завидев с десяток гнилых дыр на месте выпавших зубов.

– Рауфус, только не улыбайся, пожалуйста. Встретимся здесь через час, идет? Пока, Хайде!

Хозяин свалки кивнул и поплелся восвояси, расталкивая первых прохожих. А Хайде побежал за братом вприпрыжку, вновь пытаясь показать ему красивую монетку.

Эйви знала, что от Рауфуса так же будет нести тухлой рыбой, а о жуткой улыбке его вообще не стоит и беспокоиться: он одарит ею всех, кто только окажется рядом. Но девочке это все было на руку: не смогут кандидаты в слуги долго терпеть ароматов Старого Рынка, не выдержат Рауфусовой красоты. Поэтому наверняка они выпихнут девчонку вперед, чтобы ее поскорее купили.

Ворота со скрипом распахнулись, и девочка прошла в Верхний город, показав служащему из Серого корпуса номер. Чего ей только стоило этот номер достать… Пришлось едва ли не колотить Номерщика…

Эйви с жадностью оглядывалась по сторонам, пытаясь найти различия между Верхним городом и Нижним. Пожалуй, улицы тут были шире, стены домов почище. А дороги, сплошь выложенные гладкими плитами, прерывались извилистыми трамвайными путями. Не любили, видимо, в Верхнем городе ходить пешком. Не положено жителям красивых и богатых домов стаптывать обувь.

Эйверин остановилась на маленькой треугольной площади, под узорчатыми балкончиками старинного дома, загораживающего собой вид на Главный Завод. Отсюда казалось, что за Сорок Восьмым есть только высокие горы и долина с причудливыми деревьями. Девочка мечтала однажды перемахнуть через городскую стену и бежать долго-долго, пока не доберется домой. Или еще куда-нибудь, где будет так же хорошо, как было дома.

– Эй, малявка! – Слуга почтенного господина грубо оттолкнул Эйверин к шершавой стене. Господин, толстый и усатый, горделиво прошагал мимо, даже не взглянув на девочку.

Эйви посторонилась, удивленно тряхнув головой. Она вновь рассердилась на себя за мысли о доме.

Мимо девочки по брусчатке прогрохотала золотая карета на новом топливе. Из сводчатой крыши ее торчала причудливая труба, из которой валил густой черный дым. Дым этот покрывалом опустился на улицу, и горожане возмущенно закашляли. Даже почтенный толстый господин прижал ко рту накрахмаленный платочек. И тогда Эйви впервые осознала, что и среди господ есть какое-то разделение. Вот сейчас в карете мимо промчался тот, кто не бросил и взгляда на усатого господина. А все потому, что господин и богат, и важен. Но недостаточно богат, чтобы купить себе золоченую карету, и недостаточно важен, чтобы позволить себе травить гадким дымом половину города.

Девочка зашагала в сторону площади, на которую стекались бедняки, на ходу пытаясь отработать поклоны и смиренные кивки. Получалось у нее это очень плохо. Но девочка не унывала: ничего, и не к такому приходилось привыкать.

По осени площадь Слуг обычно полнилась народом. Летом и весной мало кто горел желанием проститься со свободой. Когда яркое солнце светит сквозь чадные облака, а каждый камень в городе наполнен теплом, кажется, что жизнь не так уж плоха. А если удастся пробраться через стену, можно воровать яблоки в садах и есть сочную малину рядом с усадьбами господ, а потом горланить песни на Веселой площади до самого утра. И тогда счастью бедняков нет предела.