— Здравствуй, Владик, — в голосе пожилой комендантши сразу же появились теплые нотки. — Нет, не видела. А что, ее до сих пор нет дома? — обеспокоенно встрепенулась Татьяна Петровна.
— В том-то и дело... А вы не могли бы спросить у девочек, может, они что знают? — спросил я первое, что пришло мне на ум, хотя сам прекрасно понимал, что некуда идти Вике в столь поздний час, кроме как домой или в гости к подругам, поскольку больше во всем городе у нее не было других знакомых.
— Ой, Господи! — не на шутку разволновалась старушка. — Ты подожди, хорошо, я сейчас поинтересуюсь. Боже мой! — Я услышал, как громко стукнула брошенная на стол трубка и как где-то вдали раздался громкий голос комендантши.
Одновременно с ним словно паровой молот застучало мое встревоженное сердце. Я уже чувствовал его удары в голове, в ногах, в пальцах, крепко сжимающих хрупкую пластмассу телефонной трубки. Только бы ничего не случилось... Вот сейчас щелкнет замок на входной двери и она войдет... Нет, вот сейчас... Через минуту...
— Алло, Владик, ты слышишь меня? — донесся до меня голос комендантши. — Лида, ну, та, что вместе с Викой на курсы в институт ходит, сказала, что после занятий Вика попрощалась с ней и сказала, что едет домой. Но только Лидка вот уже почитай два часа как вернулась. Такие дела, миленький. Даже не знаю, что и делать... А может, ей где плохо стало по дороге, а? — подбросила версию Татьяна Петровна. — Дитя носить-это такое дело, всякое может случиться! То здесь заболит, то там кольнет, а то вообще — перед глазами все плавает. У всех по-разному бывает... Я вон, когда своих сыновей носила... — начала было рассказывать старушка комендантша, но вовремя сообразила, что в данной ситуации история ее многочисленных беременностей вряд ли кого заинтересует. — Хочешь, я сейчас во все больницы прозвоню, спрошу, что и как?
— Спасибо, я сам, — ответил я, уже опуская трубку на рычаг. — Если что, я обязательно позвоню.
В течение следующего часа я обзванивал медицинские учреждения Ленинграда, адреса которых нашел в справочнике. Неожиданно страницы как бы случайно перевернулись, и я заметил промелькнувшее название: «морги». По телу будто бы прошла ледяная волна. Нет, я ни за что не стану звонить по этим номерам. Такое просто невероятно... Но время шло, список больниц, госпиталей и роддомов завершился, а про Вику нигде ничего не знали.
Едва я опустил трубку на рычаг, как телефон вдруг взорвался показавшейся неимоверно громкой в тишине ночи пронзительной трелью.
— Вика?! — прокричал я, прижав трубку к уху. — Вика, ты где?!
На другом конце линии кто-то тихо откашлялся. Потом вздохнул и холодным, неприятно-официальным тоном поинтересовался:
— Прошу прощения, я могу говорить с Владиславом Александровичем Авериным?
— Да-да! Слушаю вас.
— Владислав Александрович! Моя фамилия Шевлягин, я инспектор уголовного розыска вашего района — Говорящий со мной мужчина с трудом подбирал необходимые слова. — Даже не знаю, как вам и сказать... В общем... ваша жена, Виктория Аверина, час назад обнаружена мертвой в Покровском парке... Вы меня слышите, Владислав Александрович?.. Ее убили. Предположительно — тот самый маньяк, который за последние полгода убил уже пятерых женщин в Ленинграде и еще одну — в Гатчине... Владислав Александрович, я понимаю ваше горе, но мы делаем все от нас зависящее, чтобы этот ублюдок был пойман. У нас уже есть его приметы...
Если вам не трудно, если сможете, то приезжайте сейчас... — и Шевля-гин назвал адрес, по которому мне следовало явиться для опознания Вики и дачи показаний.
С этой минуты в моей жизни и наступил апокалипсис.
В течение следующих нескольких недель город был взбудоражен «делом потрошителя». Фотографии истерзанных и изнасилованных маньяком женщин публиковались во всех появившихся в последние годы, словно грибы после дождя, многочисленных бульварных газетах. В целом каждое из семи убийств, произведенных сексуальным маньяком, имело достаточно характерные признаки, чтобы без сомнений приписать их авторство одному и тому же человеку. Хотя назвать человеком чудовище, насаживающее беспомощных женщин в буквальном смысле слова на кол, в роли которого, как правило, использовался зонтик, ни у кого просто язык не поворачивался.
Уголовный розыск, тщательно проверяющий любую информацию относительно данного дела, реально обладал лишь одним свидетелем — старичком пенсионером, который выгуливал свою собачку в Покровском парке вскоре после предполагаемого времени убийства Вики. Он видел парня, словно пуля вылетевшего из кустов сирени и со всех ног побежавшего к стоянке такси. Со слов старика был составлен довольно сносный фоторобот предполагаемого убийцы. В операцию по поимке маньяка было вовлечено несколько десятков штатных сотрудниц милиции, которые ежевечерне прогуливались по многочисленным питерским паркам, держа в сумочке пистолет, а в радиусе ближайших пятидесяти метров за ними наблюдали тщательно замаскированные от посторонних бойцы ОМОНа и других милицейских подразделений.
И уже спустя неделю средства массовой информации сообщили, что «потрошитель» пойман во время очередной попытки убийства. Правда, в роли неудавшейся жертвы оказалась не одна из милиционерш, а проходящая по ночному парку неизвестная молодая женщина, которую подозреваемый, выскочив из кустов, повалил на траву и стал беспощадно избивать, пока не подоспела помощь. Маньяк был ранен одним из патрульных милиционеров, после чего отвезен в больницу, где и содержался под неусыпной охраной крепких парней в камуфляже и с автоматами.
И вот настал день, когда к подозреваемому в серийных убийствах гражданину Скопцову Вадиму Ивановичу пришел следователь Шевлягин, чтобы снять с него показания. Как и следовало ожидать, подозреваемый все категорически отрицал. Так продолжалось до тех пор, пока следователь не представил Скопцову, работающему, кстати, на мясокомбинате, а по вечерами ночам подрабатывающему частным извозом на своем стареньком «жигуленке», данные экспертизы, которая свидетельствовала, что под ногтями обнаружены частицы кожи, идентичные с кожей Скопцова, а найденная на трупе одной из жертв маньяка, убитой в парке Гатчины шестнадцатилетней девушки, чужая кровь соответствовала группе крови подозреваемого. К тому же составленный со слов старика свидетеля фоторобот практически совпадал с лицом Скопцова. К тому же на руке ночного «таксиста» отчетливо просматривались еще не зажившие царапины, предположительно оставленные ногтями последней из жертв. Выяснилось также, что ни на одно из предыдущих убийств Скопцов не имеет алиби. Единственным, так сказать, проколом в этом жутком деле был тот факт, что женщина, во время нападения на которую Скопцов был задержан, в суматохе скрылась. И сколько милиция ни давала объявления, предлагая потерпевшей обратиться с заявлением в ближайшее районное отделение, результата не было.
Однако подхлестываемое общественным мнением и вышестоящим начальством дело о сексуальном маньяке раскручивалось с недоступной для других дел скоростью. Уже никто не сомневался, что исход судебных слушаний предрешен и двадцативосьмилетнему ублюдку дадут «вышку». К тому же продолжавший долгое время упорно молчать Скопцов вдруг сообщил очень интересные подробности. Хотя, как поговаривал следователь Шевлягин, запоздалая «исповедь маньяка» была не чем иным, как тонко продуманной его адвокатом Зубовым легендой, способной в корне изменить ход следствия и завести его в тупик. Исходя из показаний подозреваемого следовало, что в ночь убийства Вики он дежурил на своем «жигуленке» недалеко от места трагедии и вдруг захотел справить некстати появившуюся большую нужду. Он покинул автомобиль и направился в парк, ища подходящие для этой цели кусты. Найдя, по мнению Скопцова, самое укромное местечко, он собрался было снять штаны, как неожиданно обнаружил, что у его ног, практически в полной темноте, лежит женщина. Опешив, Скопцов нагнулся, чтобы проверить, жива ли она. Неожиданно женщина вцепилась в него пальцами и что-то тихо прошептала. Что именно — Скопцов разобрать не смог. Она так сильно схватила его за предплечье, что поцарапала руку. Скопцов в испуге выдернул руку и, предпочитая не ввязываться в такое скользкое дело, сломя голову ринулся к автостоянке, сел в свои «жигули» и был таков. В этот момент его, видимо, и заметил прогуливающийся с собачкой на поводке пенсионер.