Леоне очнулся уже в своей камере. Как его доволокли сюда, он не помнил. Голова трещала от боли. Как будто в нее загоняли длинные острые гвозди. Стоило Фрэнку пошевелиться, как гвозди с разных сторон проникали еще чуточку глубже. Во рту и в горле саднило, Фрэнк почувствовал, что его подташнивает. Он повернул голову и закашлялся. Хлопнула железная задвижка «волчка». Очевидно, за ним следили.
Наполовину его тело свешивалось с нар. С трудом он залез на нары целиком и перевернулся на спину. Камера поплыла перед глазами. Свинцовая тяжесть разливалась по рукам, по ногам, по спине. «Почему они не доставили меня в лазарет? Ведь яд, которым я надышался, может отправить меня на тот свет?» — подумал Леоне, и в этот же момент заметил, что левый рукав его рубашки засучен, а на коже у вены виднеется след от укола. «Значит, я уже там был». Он повернулся к стене и забылся тяжелым сном.
Очнулся он уже поздним вечером. Прислушавшись к звукам за дверью, он понял, что скоро отбой. Голова прояснилась. Ярко и отчетливо он вспомнил все, что произошло. И даже то, как толстый ввел ему противоядную сыворотку в вену, когда он лежал на полу у той чертовой кабины. «Проклятье!» —яростно прошептал Леоне. Он сжал кулак и почувствовал, что силы снова вернулись к нему. Тогда он несколько раз глухо ударил кулаком в стену. «Нет, Драмгул, это так просто тебе не пройдет. Рано или поздно ты ответишь за все! Один раз я уже испортил тебе карьеру. Побег... О господи, ведь мне остается всего шесть месяцев... Но разве я выдержу этот ад?.. Побег. Значит, теперь уже навсегда во Флориду». Ведь не явится же он опять сам в участок, как это было тогда, когда он бежал, чтобы в последний раз увидеть отца живым. И теперь он не сможет обратиться к своим юристам. «Побег...» — зрела мысль. Но вдруг перед ним, словно из сновидения, снова возник образ Розмари. Она снова качала головой: «Нет, Фрэнк. Я хочу жить с тобой, не таясь. И потом здесь, во Флинте, твоя мать, твои друзья. Здесь же и мои родители». — «Но, Розмари...» — прошептал Фрэнк. Сил было все же не так много. Тело еще не до конца очистилось от яда, и сон постепенно вновь овладел Фрэнком.
— Я уже все устроила! — смеялась Розмари.
— А веревки? — спросил Фрэнк. — Ведь нам придется спускаться с почти пятидесятиметровой стены.
— Не волнуйся, милый.
Розмари поднялась с нар, на которых она лежала вместе с Леоне, и подошла к двери. Поворот ключа, еще, и дверь камеры распахнулась.
— Ну же? — повернулась к нему Розмари. Леоне вскочил и первым вышел за дверь.
— А-га! — закричал притаившийся рядом с дверью толстяк, пытаясь схватить его своими огромными лапами в желтых резиновых перчатках.
Но Леоне мгновенно выхватил из кармана дециметровый шприц и вонзил его толстяку в пузо, как раз в том месте, где виднелась из-под рубашки чистая белая майка. Кровавое красное пятно быстро разбегалось по белой материи. Леоне нажал на поршень шприца, впрыскивая в пузо толстяка какой-то мутноватый бело-голубой газ. Глаза толстяка вдруг надулись и теперь буквально свешивались из глазниц. Леоне судорожно стал качать еще и еще. Толстяк раздувался подобно воздушному шару.
— Как здорово! — хлопала в ладоши Розмари. — Давай, Леоне, давай еще.
Фрэнк продолжал накачивать. Легкая струйка беловато-голубоватого газа начала сочиться из огромного раздувшегося носа.
— Погоди, Фрэнк, — сказала Розмари.
Она достала из сумочки катушку с лейкопластырем и, оторвав кусок, заклеила белобрысому левую ноздрю.
— А теперь давай, на полную!
Фрэнк судорожно продолжал накачивать. Раздутый толстяк приподнялся над полом и теперь парил в воздухе, нелепо и отвратительно улыбаясь.
— Держи его! — закричала Розмари. — А то улетит! Фрэнк бросил шприц и вцепился толстяку в ногу, чувствуя, что сам уже отрывается от пола.
— Розмари! — крикнул Леоне. — Цепляйся скорее, мы уже готовы оторваться!
Держась одной рукой за ногу толстяка, другой он обхватил Розмари и прижал ее к себе. Пятидесятиметровая пропасть была под ними.
— Я так тебя люблю, — прошептала ему Розмари. Она попыталась коснуться его губ своими губами.
— Не время, — сказал Фрэнк.
— Но я хочу тебя.
— Я тоже хочу, но для начала нам не мешало бы спуститься.
— Тогда выпусти из него немного газа. Я же не могу ждать, когда мне хочется.
Фрэнк дернул за шнурок ботинка, который был почему-то прикреплен болтами к ноге толстяка, и из колена толстяка ударила струя отравленного газа.
— Кхарр, кхарр! — закашлялся Фрэнк.
Он попытался закрыться от струи рукой и выпустил штанину, за которую держался.
— Мы падаем! — в ужасе закричала Розмари.
— Не бойся, — сказал ей Фрэнк, прижимая к себе девушку еще крепче.
В последнем отчаянном усилии, глядя, как толстяк уходит вверх, Фрэнк выбросил за ним свободную руку и уцепился за болтающийся шнурок. Через несколько мгновений они уже опустились на каменные плиты тюремного двора. Здесь их уже ждали Джоуд, товарищ Фрэнка по «Рэдстоуну», и Том, его старинный друг. Голубой «плимут» стоял наготове.
— Скорее! — закричал Джоуд, открывая дверцу.
— Погоди, — сказал Фрэнк. — Надо тут еще кое с кем свести старые счеты.
Он сделал шаг к полусдутому толстяку, который лежал на боку, упорно пытаясь подняться на ноги. Фрэнк чиркнул спичкой и поджег шнурок, бегущий змейкой к ботинку толстяка. Змейка вспыхнула и зашипела, подобно бикфордову шнуру. Зеленый, плюющийся искрами огонек побежал по направлению к ботинку.
— Быстрее! — крикнул Леоне, на ходу вскакивая в уже двинувшийся автомобиль.
Розмари тесно прижалась к Фрэнку.
— Открыть ворота! — скомандовал Джоуд.
Ворота «Бэйкли» бесшумно распахнулись. Перед ними простирался свободный, уходящий в золотящиеся поля путь. Том нажал на акселератор, и машина плавно выехала за ворота. Яркая вспышка и грохот за спиной заставили их рассмеяться. Но в тот же момент вдруг откинулась голубая крышка капота, загораживая открывшиеся было дали, и автомобиль встал, как вкопанный.
— Не все так просто, Фрэнк, — сказал Драмгул, почему-то вдруг оказавшийся между ним и Розмари, — Ты забыл починить мотор.
Утром, едва Леоне проснулся, дверь камеры отворилась, и вошел толстяк с отвратительной улыбочкой на лице.
— Ну что, очухался? Собирайся. Начальник сказал, чтобы я привел тебя до завтрака, натощак.
Леоне поднялся, стараясь представить, что ждет его на этот раз.
В кабинете Драмгула было просторно. Массивный стол, украшенный серебряным подсвечником, прочно покоился на четырех инкрустированных ножках у окна. На столе, помимо подсвечника, стояли три телефонных аппарата и селектор. Напротив стола была смонтирована видеосистема с четырьмя экранами. Рядом с видеосистемой на маленьком столике был расположен компьютер с принтером. У другого окна стояло два кресла. А вдоль прилегающей ко второму окну стены шел стеллаж, заполненный ровными корешками книг.
— Привет, Фрэнк, — усмехнулся Драмгул, сидящий за письменным столом. — Как твое здоровье? Говорят, ты немного простудился и вчера весь день кашлял?
— Как только я выйду на свободу, я подам на тебя в суд, — сказал Фрэнк.
— А в чем я перед тобой провинился? — невинно спросил Драмгул.
— Ты пытался меня отравить!
— И у тебя есть доказательства или, может быть, свидетели? — рассмеялся начальник.
Фрэнк бессильно молчал.
— Ладно, — сказал Драмгул. — Забудем старое. Кстати, у меня есть для тебя неплохая работа. Здесь же все зарабатывают себе на жизнь, ты знаешь.
Он поднялся из-за стола и подошел к окну.
— Ты мог бы быть моим боем[1]? Приносить кофе, чистить ботинки, подавать полотенце. Тогда у тебя, пожалуй, была бы сносная жизнь и неплохой заработок.
Он посмотрел на Фрэнка. Фрэнк молчал.