— Проснуться всем! С места не вставать! — звучит команда.
Начальник конвоя идет вдоль узкого прохода между нар, считает лежащих, приказывая подняться каждому десятому. В числе отобранных оказался и Андрей. Выстроив попарно, их выводят из барака и бегом направляют к комендантскому бараку. Здесь уже стоят сотни две заключенных, согнанных из других бараков.
В стороне — группа офицеров. От нее отделяется высокий, сутулый полковник, комендант лагеря.
— В шестом бараке обнаружен подкоп, — взвизгнул он. — Требую указать виновных!
Полковник в сопровождении начальника конвоя медленно движется вдоль строя, свирепо всматривается в лица стоящих. Заключенные сумрачно смотрят вниз. Комендант наугад тычет пальцем:
— Этот!.. И этот тоже!
Конвоиры выхватывают несколько человек, ставят перед строем.
— Даю еще минуту на размышление! — зловеще говорит комендант. — Предупреждаю: если не укажете виновных, эти люди будут расстреляны!
Строй дрогнул. Началось какое-то движение в рядах. С левого фланга вышел Вячек, за ним один за другим еще полтора десятка человек. Они стояли суровые, решительные, непреклонные. Чуть подавшись вперед, Вячек говорит громко, чтобы слышали все:
— Господин комендант! Все эти люди невиновны! Подкоп вели мы, нам и ответ держать!
Вскоре стало известно: провокатором, выдавшим смельчаков, которые вели подкоп, оказался некто Бараболин, в прошлом фельдфебель, затем прапорщик царской армии. Бараболин был освобожден в ту же ночь, когда расстреляли Вячека и его товарищей, скрылся с фальшивыми документами. Через месяц провокатор вновь появился в Омске. По приметам, сообщенным из лагеря, он был опознан и расстрелян подпольщиками в Загородной роще, вблизи лагеря, где он совершил свое черное дело.
После раскрытия подкопа против заключенных усилились репрессии. В лагере все чаще стал появляться атаман Красильников со своими «братишками». Бандиты врывались в бараки, плетьми выгоняли полураздетых людей на трескучий мороз и, опустошив их скудные пожитки, загоняли обратно. Спасаясь от побоев, люди толпами кидались в узкие двери барака, давя и уродуя друг друга, а Красильников, чтобы увеличить панику, стрелял из пистолета по живым мишеням.
Большую помощь заключенным оказывали чехи-колонисты, жившие в окрестностях Омска. Под видом продажи привозили они к воротам лагеря молоко, хлеб и через охранников, среди которых иногда попадались неплохие люди, раздавали все это бесплатно. Но вот и пожертвования от населения и от «Красного Креста» запрещены.
В лагере начался голод. Истощенные, обессиленные люди шли на помойки, поедали кухонные отбросы, не брезгуя ничем.
Вспыхнула эпидемия тифа. Умирали десятками в день. В одном и том же бараке находились больные и здоровые; к утру заболевал тот, кто вчера еще был здоров. Когда эпидемия приняла угрожающие размеры, под лазарет был отведен шестой барак. Но по-прежнему не хватало медикаментов, на весь лагерь — один фельдшер. Больных доставляли в лазарет лишь за тем, чтобы через день мертвыми отвезти их на кладбище.
Не миновал лазарета и Андрей, который целый месяц провалялся в тифу. Он ничего не знал о судьбе своих товарищей. После нашумевшей истории с подкопом всех заключенных, находившихся в одном бараке с Вячеком, расселили по всему лагерю.
Метельной ночью, когда охранники, спасаясь от лютого мороза, на минутку зашли в караульное помещение Кузьма Авдеев и Илья Корюкин незаметно выскользнули из барака и перебрались через высокий забор, обнесенный колючей проволокой. На явочной конспиративной квартире их снабдили фальшивыми документами, которые помогли им добраться до Кургана.
Весной девятнадцатого года Колчак начал эвакуацию Омского лагеря в глубь Сибири.
Андрея отправили с первой партией эвакуированных.
На глухом полустанке какая-то женщина передала через конвоира в теплушку, в которой ехал Андрей, большой берестяной туес[2] с молоком. Женщина долго стояла против окна арестантского вагона. Андрей заметил, что она делает пальцами движения, будто вывинчивает невидимую пробку.
Скоро молоко было выпито. Держа в руке туес, Андрей вдруг обнаружил на дне его выпуклый деревянный кружок. С силой повернув, он тронул его с места. Андрей вскрикнул от радости: под двойным дном были сложены тонкие металлические ленточки — напильники.
Пилили решетку по очереди. Чтобы заглушить визг напильника, принимались петь. Под Хабаровском поздно ночью по одному выбросились через люк вагона.