Лопесы приезжали на автомобиле, нагруженном чемоданами и баулами. Благодаря своему положению они могли получать разрешение на перевозку машины на катере, и каждая такая погрузка превращалась для островитян в бесплатный спектакль.
– Зачем они это делают? – всякий раз спрашивал доктор Пау, которому частенько приходилось просить у соседей лошадь, чтобы добраться к больному на пастбище: не дороги, а сплошное наказание.
– Хотят, небось, лишний раз потрясти своими миллионами перед нами, бедными работягами, – отвечал Никола Керки, «парень» из магазина, который на самом деле, будучи пятидесяти четырёх лет от роду, давно вышел из возраста парня, но однажды, отправившись на рыбалку с динамитом, сильно повредил ногу, и врачам пришлось ампутировать её ниже колена, так что он больше не мог выходить в море. Никола до смерти ненавидел богатеев-капиталистов, а заодно и священников, потому что был секретарём (а также единственным членом) местного отделения Коммунистической партии. Доктора он с трудом, но терпел, признавая, что это профессия «нужная и для человека полезная».
На самом деле на острове Лопесы автомобилем никогда не пользовались: он стоял себе в задней части двора, докрасна раскаляясь под жарким летним солнцем и собирая пыль. Как-то раз в машине забыли поднять стекло, и туда забралась бездомная кошка, которая даже вывела котят. Их убежище обнаружили лишь в начале сентября, когда горничная перед возвращением в город открыла багажник, чтобы поставить туда чемоданы.
Лопесы всегда приезжали двадцать пятого июня, ни днём раньше или позже. В этот вечер отец Ирен выставлял под тростниковый навес своей террасы ещё восемь столов со стульями в придачу к уже там стоявшим и заказывал своему поставщику на «большой земле» по блоку льда в день, чтобы охлаждать напитки, а Пьерджорджо завешивал весь балкон липучками от комаров.
К тридцатому июня отдыхающие, около сорока более или менее многочисленных семей, были в полном сборе. Приехали даже трое «дикарей», разбивших палатку на Репейном, крошечном островке на выходе из залива: три новых лица, которых раньше никто на Серпентарии не видел. Видимо, слава острова-курорта разнеслась уже не только среди завсегдатаев.
А две подруги, закрывшись у Лалаги в спальне, подсчитывали в тетрадке количество приезжих детей: получилось двенадцать мальчиков и девять девочек, не считая, конечно, малышей из начальной школы и тех, кто уже выбыл из игры, потому что ему исполнилось шестнадцать.
И не считая Тильды, которая тоже пока не появилась.
Глава вторая
С приездом своих подруг, Анны Лопес и Сюзанны Ветторе, синьора Пау тоже открыла отпускной сезон, вдруг превратившись из островитянки в отдыхающую. Её муж и дети, по крайней мере, те трое, что жили на острове, купались уже с середины мая. Но сама она всегда дожидалась июля и лишь тогда доставала из шкафа свой самый элегантный сарафан, купальник, соломенную шляпу и зонтик. Конечно, пляжный сезон в Плайямаре со всеми его развлечениями был бы куда предпочтительнее, но, за неимением лучшего, синьора Пау довольствовалась тем, что имела. В конце концов, летом, после долгой зимней изоляции, казавшейся ей хуже тюрьмы, на Серпентарии появлялась хоть какая-то возможность поучаствовать в общественной жизни.
Анна Лопес дель Рио и Сюзанна Ветторе принадлежали к тому же кругу, что и она сама, а с Сюзанной они и вовсе учились в одном классе.
Три дамы арендовали на лето большую яхту, на которую по утрам грузили детей и нянек, отправляясь на пляж, и которую после обеда использовали для морских прогулок и экскурсий.
Под парусом, если, конечно, позволяла погода, проводили большую часть времени все отдыхающие на Серпентарии: остров славился сильными ветрами, дувшими почти каждый день.
Самые лучшие пляжи располагались далеко от Портосальво, и добираться до них приходилось морем. Внимания заслуживали четыре: один с мельчайшим песком, один с вкраплениями белой гальки, один каменистый и один поросший бурыми водорослями, страшно вонючими, но очень богатыми йодом, полезным для здоровья детей с их нежными миндалинами.
Приезжие обычно распределялись по пляжам равномерно, по шесть-семь зонтиков на каждый, да и те на довольно приличном расстоянии друг от друга. «Моя дочурка Джиролама», как называлась яхта, арендованная матерью Лалаги и её подругами, всегда приставала к пляжу с выбеленной солнцем галькой, который назывался Конским лиманом.