– Думаю, да.
– Тогда до скорого.
Выходит, Джорджо знал, что она будет присутствовать при их свидании, но это, казалось, его совсем не беспокоило. Лалага довольно хмыкнула и отвернулась.
Теперь она могла спокойно вздохнуть и насладиться ароматом голубых цветов розмарина, согреваемых ярким солнцем. Ей вдруг пришло в голову, что, возможно, в следующем году у неё тоже будет возлюбленный, с которым она станет тайно встречаться. Серпентария летом была идеальным местом для любовных историй.
Глава четвертая
Когда Лалага вернулась домой, мать сказала ей, что Тильда уснула, и она вышла во двор, чтобы наконец прочитать пришедшие утром письма.
Аврора Леччис писала о том, какая у неё храбрая кошка, о нуге, которую она попробовала на деревенском празднике, о сварливой соседке-сплетнице... Неужели она думает, что кому-то интересны подобные глупости?
Письмо Марины Доре оказалось, по крайней мере, забавным. Она в эпическом ключе рассказывала о недавней семейной ссоре. Греков в ней представляли родственники, не возражавшие против того, чтобы её восемнадцатилетняя сестра Виттория приняла участие в конкурсе «Мисс Серрата», для чего требовалось пройти по подиуму не только в вечернем платье, но и в купальнике. В роли троянцев же выступали родственники, которые, напротив, всеми силами противостояли этому мероприятию, считая его позором для семьи и бесчестием, от которого Виттория никогда не сможет отмыться, а главное, не сможет потом найти себе мужа – а всё из-за купальника!
– Но ведь на пляже нас всех видят в купальниках, – заметила Марина.
– Да, но босиком или, в лучшем случае, в шлёпанцах. А для конкурса придётся надеть туфли на каблуке. И никаких летних сандалий – закрытые туфли, как зимой. Голые бедра и закрытые туфли – признак женщины с дурной репутацией.
В общем, заключила Марина, понять, как взрослые определяют, считать ли одежду приличной или нет, невозможно.
Но с учётом того, что происходило с ней самой, даже подобный рассказ не показался Лалаге интересным. Единственное, что стоило бы обсуждать, – это любовные истории, особенно когда влюблённые должны идти наперекор всему, подумала она. Вот она бы могла написать письмо, от которого перехватит дыхание.
Хотя нет, именно написать-то и нельзя, вздохнула Лалага, прервав полет своих мыслей. Нельзя записать даже в «Летнем дневнике», иначе придётся постараться, чтобы он не попался на глаза Ирен.
Тильда проснулась к семи вечера. Лихорадка немного спала, но пострадавшая нога настолько распухла, что в доме не нашлось бы подходящей по размеру обуви – даже у дяди, хотя Тильда вряд ли согласилась бы надеть мужские ботинки.
– Да зачем тебе обувь? Всё равно же на улицу не выходишь, – проворчала синьора Пау, перемеряв на неё столько туфель, ботинок и тапочек, что потерял бы терпение даже принц из «Золушки».
– Сегодня не выхожу. А завтра?
– Завтра, завтра... Завтра будет видно.
Взрослые, выходя из себя, всегда говорили что-то подобное.
Завидев Лалагу, Тильда бросила на неё вопросительный взгляд, но в присутствии всей семьи, оживлённо болтавшей возле постели, у них не было возможности перекинуться хотя бы словом.
Когда же они наконец остались на минутку одни, Лалага едва успела шепнуть: «Миссия выполнена. Сегодня, здесь. Под окном», – как Зира и Форика уже снова стояли у двери, навострив всегда готовые уловить самый тихий шёпот уши.
Ужин подходил к концу, когда раздался стук в дверь – это Ирен раньше ожидаемого вернулась из Тоннары.
– Мы закончили к восьми, и крестный отвёз нас в Портосальво вместе с платьем. Смотрится замечательно, завтра синьора прапорщица будет самой нарядной.
– Раз уж твоя подруга вернулась, – сказал Лалаге отец, – почему бы тебе не сходить с ней в бар и не попросить немного льда для Тильды?
Терраса бара, спрятавшаяся под тростниковым навесом, вся светилась огнями керосиновых ламп. Граммофон на подоконнике гремел американскими дисками, но музыка с трудом пробивалась сквозь шум разговоров. Сегодня были заняты все столики, и Пьерджорджо, старший брат Ирен, деловито переходил от одного к другому с подносом, полным бокалов.
– Смотри! – тихо сказала Ирен, потянув подругу за рукав. – Здесь Лопесы. Странно, что на этот раз они соизволили сесть среди прочих смертных.
Лалага решила не смотреть в их сторону, чтобы не здороваться, но услышав мужской голос, так удивилась, что не могла не обернуться.