– Так что ты натворила? – ещё раз переспросила она.
– Ничего! – снова расплакалась Ирен. – Пьерджорджо сказал, что мы мерзкие развратницы, раз танцуем с моряками. Да к тому же такой непристойный танец, как танго.
– Вот ещё! Тильду отец учил!
– Пьерджорджо говорит, что мы только задницами трясти горазды. Что если нас кто-то видел, нашей репутации конец. А уж нас, будь уверена, кто-то да видел.
– Наверное. На террасе нас любой прохожий мог увидеть. Но мы же ничего плохого не делали!
– Он говорит, что делали. И мама тоже. А вечером, когда папа вернётся, он ещё добавит.
Лалага терзалась одновременно сожалением, негодованием и удивлением. К ним снова отнеслись, как к маленьким детям! Что же это за репутация такая, если её можно погубить одним невинным танцем? И что сказала бы мама, узнав, как они провели день? Может, она бы тоже рассердилась? Уж наверняка не взяла бы их на праздник. Хорошо бы ей никто не рассказал – хотя бы до завтра.
Она нетерпеливо фыркнула. Хватит уже висеть, цепляясь за виноградную лозу и балансируя на краю умывальника: тёте Пеппина скоро вернётся из церкви и не должна застать её у себя во дворе.
Лалага не могла утешить подругу. Да и потом, что она могла сказать? Только послать ей воздушный поцелуй.
– Я зайду завтра, расскажу тебе о празднике. А если тебя выпустят раньше, приходи ты.
Домой она вернулась расстроенная: без Ирен, ни за что ни про что посаженной под замок, на танкере будет и вполовину не так весело.
Глава шестая
На ясном безлунном небе сияли тысячи звёзд. Запрокинув голову, Лалага отчётливо различила ковш Большой Медведицы и Ориона с его ярким поясом.
Пау плыли на праздник в шлюпке, которая курсировала между причалом и танкером, привозя всё новых приглашённых. Она могла взять на борт пять человек, не считая двух матросов на вёслах – с Ирен экипаж как раз был бы полон.
– А что же это твоя подруга не поехала? – поинтересовалась синьора Пау, не увидев Ирен на причале.
– Не отпустили: говорят, нужно помогать в баре, – соврала Лалага, добавив ещё одну ложь в цепочку, уже и без того настолько длинную, что теперь она с трудом вспомнила бы все её звенья.
Тильде она рассказала правду, но кузина не слишком удивилась методам воспитания Пьерджорджо, хотя и объявила наказание совершенно не заслуженным и преувеличенным.
– Надо же! – презрительно воскликнула она. – Что нам теперь, не танцевать танго? Тоже мне, нашли причину всех грехов!
В итоге в шлюпку с ними попал Серджо Ладо, вместе с другими гостями ожидавший своей очереди на причале. Этот франт, наверное, думал, что выглядит по последней моде, но его набриолиненный начёс выглядел просто смешно. Всю дорогу он пытался вытянуть из Тильды обещание оставить за ним первый же медленный танец.
Тильда, выглядевшая ещё красивее, чем обычно, надела зелёные брюки-капри и кружевную рубашку того же цвета, что только подчёркивало её светлые волосы. Сложную причёску она заколола более чем двадцатью шпильками и раз пять закрепила лаком,
Лалаге тоже хотелось брюки, но мать заставила её надеть дурацкое голубое платье с оборками, похожее на передник уборщицы, и белые кожаные сандалии: типичный наряд маленькой девочки. Она пыталась сопротивляться, но Аузилия встала на сторону синьоры, насыпав ещё соли на рану.
– Ты прекрасно выглядишь. Настоящая куколка, – а Тильда трусливо сбежала, запершись в туалете, чтобы избежать необходимости защищать кузину.
– Да-да, и выглядишь, как кукла. Ла-ла-гы-гы! – издевался Саверио, возмущённый, что остаётся дома с близнецами.
Лалага скрестила руки на груди, чтобы не дать натянуть на себя это чудовищное платье, и без конца повторяла:
– Я это не надену. Хочу брюки.
Наконец мать, окончательно потеряв терпение, заявила самым суровым и решительным тоном:
– Ладно. Значит, останешься дома, – и Лалаге пришлось смириться.
На пирсе Тильда тихонько шепнула ей на ухо:
– Выглядишь великолепно. Похожа на Анну-Марию Пьеранджели.
Наверное, она просто хотела утешить сестру – хотя могла быть в этом и некоторая доля правды, кто знает.