− Прекращайте, − сказал я вслух, привлекая внимание Концарёва, но председателя было уже не остановить. Его мысли прорывались сквозь возведенные мной барьеры, отгоняли прочь остальное. Хищник почуял силу.
Я всего-то хочу дожить вместе с этой деревней. Высушу последнего − смерть приму, но только не так, не на полпути, не в руках этого изверга, что сна лишает, бесчестит да поносит. Дайте мне этот год, пожру я всех и счастливо уйду, а взамен верну тебе Вичку-клубничку такой, как она была до того, как я за нее принялся!
Иван схватил меня за руки, притянул к себе, блеснул глазами. На его согнутую спину обрушился удар Концарёва, потом еще один, но председатель держал меня крепко-крепко.
− Нельзя память человеку вернуть!
− А ты попробуй! − захрипел председатель. − А еще лучше − попробуй во мне ее память раскопать. Запрячу так глубоко, что ни в жизнь не сумеешь. Здесь я хищник, не ты! Не ты!
Стальная хватка разжались, Иван сразу же просел под кулаками Концарёва, охнул. Концарёв пнул его в ребра, опрокидывая вместе со стулом, и принялся избивать ногами, но упырь только заходился в безумном смехе и твердил одно: «Не ты! Не ты!» Я оттащил Концарёва.
− Убъете же!
− И надо бы убить! − рычал Концарёв.
− Рано!
− Рано? − Начальник сбросил мою руку с предплечья. − А мне кажется, в самый раз, и не его одного. Чью это память он тебя, щенка, подначивал раскопать? Девушки этой? Думаешь, я свою должность просто так занимаю, за глаза красивые? Твоя задача − не ради одной девушки стараться, а ради всех. И это − не история о тебе, спасителе дамы в беде, это − история нашего общего прошлого, того, что нас объединяет.
− А нас объединяет Вичка-клубничка, да, Колька? − проскрипел с пола председатель, и на этот раз уже мне захотелось как следует приложить его каблуком.
− Заткнись! − приказал Концарёв. Повернулся ко мне, − А ты исчезни с моих глаз и подумай, что тебе на самом деле нужно. И чтобы никаких Вичек-клубничек!
В дверях я едва не врезался в Пустодомкина. Тот укоризненно покачал головой, но тут же подмигнул. Знал я, что Пустодомкин имел в виду: с Концарёвым не спорь, работу исправно выполняй, и все благополучно забудется еще до возвращения в Москву. Да только не хотелось мне уже в Москву. Нужно было Вику до Костромы довести, страсть, как нужно.
Селу Боброво, ближайшему к нашему Безымянному, есть, кем гордиться. Там летчик родился, он в войну сбил трех немцев и за это орден получил. Потом еще один парень оттуда на хирурга выучился и теперь оперирует детишек. А у нас кто? Федоровы дочь собирали-собирали в институт, а толку чуть. Тихие мы, не выдающиеся, зато дружные. Кажется иногда, что приди к нам любая беда, все соседи, как один, встанут. И в схватках меж деревнями наши парни первые. Так что пусть это бобровские нам завидуют!
Я ушел подальше в лес, сел на ствол поваленного дерева и попытался отрешиться от всего происшедшего. Медитация не помогала. Слишком уж явственно чувствовались в зеленом тереме присутствие Ивана-председателя и близость Вики. В размышлениях о том, как переспорить Концарёва или пересилить Ивана, я провел не один час. Так и не слезал с дерева, врос в жесткую фигурную кору, и таким и нашел меня Пустодомкин. Зажужжал молнией на папочке.
− Упрямый, да? − спросил пожилой оперативник.
− Я?
− Что Андрей упрямец, я и без тебя знаю. И упырь такой же. Сложно с вами, ох, сложно.
− Есть шансы спасти Вику? − спросил я в лоб.
− От чего?
− От этого... спецучреждения.
− А кто тебе сказал, что ей там будет плохо?
− А деревню от изоляции?
− А кто тебе сказал, что в изоляции жителям будет плохо? − по-сократовски повторил вопрос Пустодомкин.
− Да ведь это же то самое забвение, с которым мы якобы боремся, − вырвалось у меня. − Я так считаю: надо, чтобы жители о себе миру заявили, мол, вот они мы, мы были, есть и будем, и Безымянная наша не Безымянная вовсе, а Победоносцево. Вместо этого − что? Одну вы за дурочку выдадите, а остальных так и так заткнете, заставите меня отчет написать, уберете в архив и удовлетворитесь.
Пустодомкин страдальчески вздохнул. Из папочки он выудил одну-единственную сложенную вчетверо бумажку. Я взял ее, развернул, расправил. С черно-белой фотографии на меня смотрела, улыбаясь, Вика, только лет на десять моложе себя нынешней. А рядом с ней щурился от бившего в глаза солнца я.
− Откуда это у вас?
− С самой Москвы везу, тут-то принтеров нет, сам видишь. Для вразумления твоего.