— Простите, пожалуйста. Ведь я до сих пор не вернула вам шаль, — сказала я и виновато улыбнулась.
Она бросила на меня взгляд, полный откровенной, беспримесной ненависти, тут же отвела глаза и, словно не заметив меня, прошла мимо. Еще год-другой я сталкивалась с ней довольно часто. Видимо, она переехала обратно в город. По ее все более обтрепанному виду я заключила, что для нее настали трудные времена. Не сомневаюсь, что донья Пири считала меня причиной всех бед — при наших случайных встречах она делала вид, что мы незнакомы.
В газетах вновь появилась фотография дона Индалесио. Подпись гласила: Индалесио Нуньес Агирре, президент «Юнайтед пикчерс», отбывает в продолжительную деловую поездку. Когда я пришла заниматься с сеньорой Феррати, она предложила вместо урока просто поговорить по-английски:
— Я тебе такое расскажу. Помнишь дона Индалесио и его подружку? Ну, вот, похоже, он к ней вернулся, и между ними все пошло из рук вон плохо. У него вроде бы есть загородный дом…
— Это мне известно, — вставила я.
— Они крупно поссорились, и у него, милая сеньорита, неожиданно выстрелил пистолет! Та девушка сейчас в больнице, а дону Индалесио нужно немедленно ехать в Соединенные Штаты и отсиживаться там, пока скандал не утихнет, представляешь? Какой ужас! После этого я с ним разговаривать не стану. Если ты не против, давай поболтаем, но только полчасика, ладно? Мне нужно бежать. Лопесы устраивают в его честь прощальный ужин. Завтра все расскажу. Я же тебе говорила: не связывайся с ним! Помнишь?
— Помню, — проронила я.
А сама живо представила бурную сцену в его домике, в знакомой мне обстановке, где я стояла, прижав сумочку к груди, словно оборонялась от чего-то. Внезапно мне стало страшно оттого, что я не поддалась искушению. Что, если я вообще неподвластна соблазну? От этой мысли я пришла в ужас.
Глава двенадцатая Нью-Йорк:
мой собственный дом
В 1938 году, когда евреи в Австрии осознали, чем грозит им приход Гитлера, они побежали в американское консульство. Каждый получил номер вроде тех, что дают покупателям в некоторых нью-йоркских булочных — чтобы обслужить всех строго по очереди. Но пресловутая «Американская квота» — каким до боли знакомым стало для нас это словосочетание! — очень отдаленно напоминала систему обслуживания в булочной, поскольку просителям с разных улиц выдавали номера разных серий.
До номеров моих бабушки и дедушки, выходцев из Венгрии, очередь по квоте дошла только в 1949 году, спустя почти год после смерти деда. И бабушка, а ей уже стукнуло семьдесят пять, уехала в Нью-Йорк одна. Ничего хорошего в Америке нет, писала она. Еврейский комитет подобрал ей жилье на двоих с некоей Амалией Крюгер, старой каргой, которая даже приличный суп сварить не умеет, а когда бабушка решила ее поучить, та велела убираться с ее кухни; естественно, бабушка больше никогда не станет с ней разговаривать. Один Бог знает, доживет ли она до нашего приезда в Америку, потому что занемогла от тоски.
В 1950 году пришел черед номера Пауля, и он уехал к матери в Нью-Йорк. Однажды вечером он повел ее прогуляться по Риверсайд-драйв[101], и там они столкнулись с Фрайбергами, — те, прожив в Америке больше года, решили вернуться в Вену.
— Летом в Нью-Йорке вообще невозможно находиться, здесь хуже, чем в Сантьяго. Сами увидите! А уж о культуре и речи быть не может, — твердили они, поджимая губы и дружно качая головами.
Фрайберги предложили Паулю снять их квартиру на 157-й Вест-стрит, поскольку срок аренды еще не истек. От входа узкий коридор вел прямиком в кухню; слева находилась комната бабушки, справа — Пауля. В мае 1951 года мы с мамой тоже приехали в Нью-Йорк, и Пауль перетащил свою кровать в комнату бабушки, купил нам две кушетки и пианино для мамы. Так комната справа стала гостиной и столовой одновременно: там, за кухонным столом с пластиковой столешницей, мы вчетвером и ели. Из прочей обстановки имелись несколько старых громоздких и шатких комодов, полученных от Армии Спасения. И все-таки я была приятно удивлена: комнаты довольно просторные, с высокими потолками. Я мысленно переставила и покрасила мебель, набросила на кушетки дорогие покрывала. В голове роилось множество способов украсить квартиру. Пауль пообещал, что как-нибудь поможет мне преобразить наше жилище.
В первый же вечер он повел меня на Риверсайд-драйв. Мы прошли один квартал.
101
Риверсайд-драйв — улица в западной части Манхэттена, вдоль реки Гудзон; с нее открываются живописные виды.