Его мысли вновь вернулись к нелегким думам о своем княжестве. Он поднял с земли прошлогоднюю веточку, повертел ее в руках. Она сразу же переломилась. Князь бросил обломки, подумал суеверно: «Может, и у меня так вот все переломится…»
Он вспомнил, в каком отчаянно тревожном и горестном смятении вернулся зимой из Москвы со съезда князей. Его одолевали тогда жестокие колебания. Против воли ему понравилось все, что делал и говорил московский князь на совете. Он сам бы так же поступил, если бы… если бы во главе был он, а не Дмитрий. Да, он, Олег, а не Дмитрий.
Когда в Рязани были получены известия о казни Вельяминова, Олег даже подумывал: не бросить ли всю затею о союзе с Мамаем, да и с Ягайло тоже? Не присоединиться ли накрепко к Москве? Но тут же с негодованием принимался сердито укорять самого себя. Вся гордость княжеская вставала в нем на дыбы. Великий князь рязанский — и вдруг на посылках у московских князей. Сколько бессонных ночей провел Олег в тяжких раздумьях!
Но теперь, слава богу, все прошло, терзания кончились. Олег посылал в Дикое поле много раз и не один сторожевой отряд, и все они доносили: Мамай собирает рать, какой Орда еще не видывала со времен Батыя. А ныне под видом купца прибыл и посол Ягайло. Завтра князь в строжайшей тайности пошлет литовца и своего боярина Епифана к Мамаю, на устье реки Воронеж, для заключения союза.
— Там все и решится, — произнес вслух Олег. — Петлястую тропу бросать надо, к ордынскому берегу прибиваться буду. А к Москве прилепишься, да с нею и погибнешь… Нет, нипочем не устоять Дмитрию московскому. Новгород от него отпочковался, Тверь — сам видел — не опора ему, да и Нижний Новгород не помощник. Откуда же ему силы набрать-то?
Увидев подходившего боярина Епифана Кореева, Олег пригласил его сесть рядом.
— Ну как, боярин, готов? Ехать надо завтра же, не мешкая.
— Готов, княже.
Князь дал последние наставления боярину и отпустил его. Епифан встал, но уходить медлил. Преодолев наконец колебания, он вдруг обратился к Олегу:
— Княже…
Князь с недоумением взглянул на него, поднял вопросительно брови.
— Ты чего, боярин?
— Княже, может, мне не ехать в Орду?
— Как так? — вскинулся Олег. Он тоже поднялся, вплотную подошел к боярину и повторил: — Как так не ехать?
— Ежели, княже, не к Мамаю, а к Москве прислониться? За Москвой вся Русь подымается на поганых. И нам бы вместе…
— Вот ты о чем! — Олег крутнулся и отошел от боярина. — Наслушался всяких баек, шептунов рязанских? — Помолчал несколько секунд, а затем сказал твердо и решительно: — Я все, боярин, обдумал. Взад-вперед прикидывал… Нет нам другого пути… Мамай с Ягайло и Москву, и всю Русь огню и мечу предадут. Не устоять Москве супротив такой силы. Надо, боярин, ныне не Русь спасать, а Рязань. Рязань, боярин… Дай бог Рязани б уцелеть в такой драке. Вся наша забота отныне о рязанской земле… А тем, кои болтают на торгу, укоротим языки.
Князь снова сел на скамью.
— Завтра в путь, боярин. И никаких ворчаний! — строго добавил он. — Помни, едешь тайным послом, вроде купец, как и литвин. Не проговорись!
— Сполню, княже, — покорно, с поклоном сказал Епифан.
Олег проводил взглядом уходившего боярина.
— Стар становится мой Епифан… А заменить некем. Умен и опытен зело.
Князь поднялся, сорвал в раздумье с дерева зеленый листочек, но не помял его, не понюхал, а сразу бросил. Зачем он его сорвал? Что хотел с ним сделать?
Вернувшись в горницу, князь вызвал гонца из сторожевого отряда.
— Вот письмо. Скачи заутра в Москву. Предупредить надобно московского князя, в каких местах ныне Мамай обретается. А на словах передай, какая уйма воинов у Мамая, коих сам ты видал.
Погода стояла весенне-прохладная, но солнечная и безветренная. Обучение ратников проводилось воеводой Боброком с раннего утра в Кремле на обширном взгорье, протянувшемся вдоль южной, выходившей к Москве-реке кремлевской стены, между великокняжеским дворцом и Боровицкими воротами, неподалеку от недостроенного Чудова монастыря. Кроме великокняжеской дружины и ее младшей части — отроков, в Москву было собрано несколько десятков бывалых в военном деле ратников из других удельных княжеств и подмосковных городков, слобод и селений. Вот уже несколько дней Боброк, показывая на примерах, обучал ратников приемам, способам и хитростям пешего рукопашного боя: как держать крепко строй при сближении с противником, какое оружие надо употребить сначала, а какое после. Ежели бой приходится вести в две или три шеренги, а до врага не более шести десятков шагов, передним надо выпустить стрелы и припасть на одно колено; задние, выстрелив из луков, тоже припадают на колено, чтобы дать стрельнуть и третьей шеренге. Удар стрелами становится как бы втрое больше. Но враг за это время приблизится почти наполовину. Тут уж луки надо бросить, а выставлять копья, браться за мечи и бежать, бежать изо всех сил на супостата, потому что уже сам разбег может проломить вражескую стену. А свою стену не ломать: когда плечом к плечу стоишь, как бы прибавок в силе получается. Как говорят, гуртом и отца родного бить сподручней… А главное — бесстрашие, храбрость, стойкость. Каждый должен ратным духом наполниться, злобой и ненавистью к врагу и рубить, рубить его сколь есть мочи.