В середине этого хлопотливого дня боярин Бренк доложил Дмитрию Ивановичу, что рязанский князь Олег вновь прислал гонца.
— Да ну! Вот как! — удивился князь. — Стало быть, князь Олег следы заметает? А где ж гонец, в Москве?
Князь несколько обеспокоился. Для того чтобы сохранить в тайне все военные приготовления, он еще вчера дал строжайший приказ всем пригородным охранным заставам пропускать в город торговых и иных приезжих людей, но никого не выпускать до тех пор, пока войска не уйдут в поход.
— Да нет, княже, — успокоил его Бренк, — мы его задержали на дальней заставе. Он привез вести об ордынцах, кои мы уже давно знаем. Да и не в вестях тут закавыка. Соглядатаем он прислан, поглядеть, как мы тут в поход собираемся да сколь ратников у нас. Видать, князю Олегу сии известия для Мамая понадобились, ханской ласки добивается…
— Ну и как ты с гонцом поступил?
— А как! Накормили его, напоили, велели передать князю Олегу спасибо за важные вести, да и отправили восвояси. Наши воины-сторожевики провели его до самой переправы на Оке, дабы он не улизнул куда да в Москву скрытно не возвернулся.
— Добро! Гляди, Андреич, ежели других каких лазутчиков в Москве заметишь, сразу хватай их и в пыточную.
Когда солнце уже начало закатываться, Дмитрий Иванович с женой и детьми направились в Успенский собор. Богослужение правил сам новый митрополит Киприан, только недавно прибывший из Киева.
После вечерни в трапезной собралась вся великокняжеская семья — князь с княгиней, дочь Софья, сыновья Василий, Юрий и совсем еще маленький болезненный Иван. Пришла и сестра князя Анна, жена Боброка. За столом Дмитрий Иванович приподнято-бодрым голосом, с шутками, обращаясь больше к детям, говорил о богатыре Илье Муромце, о жар-птице и даже о бабе-яге, костяной ноге. Посадив рядом с собой старшего сына Василия, он приглаживал его густые волосы и говорил с ласковой теплотой:
— Как уеду я, ты, Васенька, будешь у нас за старшого. Все, кроме матушки, слушаться тебя должны.
— А Сонька не слушается, — сказал Василий, — за нос меня царапает…
— А меня за волосы таскает! — подал голос Юрий.
— Она больше не будет. Правда? — произнес Дмитрий Иванович, любовно поглядывая на дочь, прижавшуюся к матери.
И все же под ложечкой у князя сосало, да и княгиня больше вздыхала, чем говорила.
Когда Анна ушла и мамка увела детей спать, а князь, раздевшись, лег в постель и к нему в длинной ночной рубашке прильнула жена, защемило еще сильнее. Они долго лежали, не говоря ни слова: он на спине, заложив руки за голову, а она на боку, прижавшись к нему хрупким, нежным телом. Вдруг княгиня всхлипнула и обеими руками ухватилась за его согнутый локоть.
— Ты чего вскинулась, Евдокиюшка? — повернулся к ней Дмитрий Иванович. — Аль привиделось плохое?
— Сердце болит, Митрей, — сказала она тихо. — Посекут тебя басурмане, останусь я сиротинушкой.
На ресницах ее прозрачными бусинками повисли слезы. Князь прижал жену к груди, погладил ее, как маленькую, по голове и шутливо произнес:
— Да неужто я дурной, так и полезу на рожон! Сама ведь зашила в рубаху мне заговоренный корень. Да меня теперь никакая вражеская сабля не тронет. И стрела отлетит…
— Не шути, Митрей, грех шутить. Наперед ведаю, полезешь в самое пекло. Знаю я тебя.
— Ясочка ты моя, — продолжал князь прежним тоном, улыбаясь и целуя жену в мокрые глаза. — У меня воинов тьма-тьмущая. Пока я наперед-то проберусь, всех басурман как ветром сдует.
— Митрей! — жена прижалась к нему и заплакала навзрыд. — Не ходи ныне воеводить сам. Пошли кого ни на есть. Коль тебя не станет, пропадать Москве и всем нам.
Дмитрий Иванович нахмурил брови, тихонько отстранил жену.
— Пустое просишь, Евдокиюшка, — сказал он строго. — Ведаю, не со зла такое молвишь, да все едино негоже то мне. Князь я аль заяц лесной?
Князь резко выбросил руку к окну.
— Погляди, Евдокиюшка, сколь ратников в Кремле. И молодые, и старые. Кинули дома, детей, жен кинули. Кои возвернутся, а кои там и лягут костьми, на бранном поле. А для чего кинули?
Лицо князя запылало от возбуждения.
— Исстрадалась Русь под игом басурманским. Нету мочи более терпеть. Грудью встал народ русский помериться с черной силой вражьей. Как могу я на задах прятаться?