Сотник обогнул короля и повёл его к новоприбывшим. Под брезентовым навесом огонь трещал и дымил влажными дровами. Вокруг него четыре осунувшихся лица уплетали варёную крупу, исходившую паром. Издали завидев рыжую гриву короля, они встали и вскинули кулаки в приветствии. Король кивнул в ответ.
— Это всё, что осталось от отряда?
— Так точно, Ваше Величество, — проговорим десятник с фиолетово-красным обожженным лицом и шеей – старший по званию в отряде, — Сначала нас на окраине Тысячелетнего леса настигли кентавры, еле ноги унесли. Потом перед самой Маигой решили на рассвете срезать через деревушку. Всё складывалось – и туман, и деревня почти без присмотра. Всех-то вояк на фронт угнали. Так нас обнаружили. Треть пехоты там полегло. В Маиге прошло всё ровно - корабль уже ждал, как и было уговорено, пятый пехотный отряд уплыл с сундуком. На обратном пути решили не идти по эльфийским землям и дать крюка по Серым горам. Так нас там тоже какая-то нечисть отстреливала.
— Древо проверяли?
— Да, заглянули на обратном пути. Ни расточка, ни сучка. И тихо, как в Ледяной Тьме.
— А с лицом что?
— Эльфы пожгли.
— Так ты расскажи королю, какую байку ты нам лепетал! – заржал беззубый старик с набитым крупой ртом.
Король не проронил ни слова только выжидающе смотрел на обожжённого. Тот погонял по рту не то застрявшее в зубах зерно, не то проверял, какая правда покажется королю правдивее.
— Девка малолетняя огнём дыхнула, — сквозь зубы процедил он.
Несмотря на мороз Гридана бросило в жар. Не может того быть. Даже если Древо проросло, оно ещё слишком слабое для источения магии на дальние расстояния. Король поднял мокрые от снега ресницы к небу. Над брезентом ветер трепал посеревшее королевское знамя с едва читаемым девизом: «Убоись моего оскала». «У меня ещё десятка два лет в запасе до тех пор, пока Древо наберётся силы. К тому времени я завершу свой поход и вернусь в ничейные земли и выкорчую магию вновь».
— Небось огненной водой через свечку плюнули, — не мог угомониться беззубый, — А он всё про огнедышащую девку говорит.
Десятник с обожженным лицом подорвался с места, схватил беззубого за затылок и с размаху вмазал ему коленом в нос. Беззубый выронил крупу и завыл, схватившись за хлынувший кровью нос.
Светловолосый сотник схватил десятника за плечи и как следует тряхнул.
— Думай, что творишь при короле! Или совсем голову отбил?
— Отпустите его, сотник. Солдат получил по заслугам. Как твоё имя, десятник?
— Ри́ган, сын Ре́диша, Ваше Высочество.
— Спасибо за службу короне. Сегодня вы четверо получите порцию мяса на ужин, а вы, Риган, сын Редиша, будете повышены до сотника при первой же возможности. Если так дальше пойдёт, может станете первым в вашем роду.
Но отряд уже будто не слушал короля и смотрел ему куда-то за спину.
— С возвращением, братья мои, — зазвенел голос Тунгалаг, — Единый вознаградит вас после смерти не меньше, чем король одарит при жизни. Знаю, вы давно не молились Единому, но сейчас самое время его восславить, за то, что он уберёг вас на нелегком пути и вернул, как заблудших овец, назад под крыло Его наместника.
— Ты ещё тут, болтливая баба — кряхтел беззубый, зажимая нос грязным подолом тулупа, — Какие молитвы? Нас и уберег и чуть не сгубил и десятник, — он с опаской покосился на Ригана, но тот не шелохнулся, — Иди, куда шла. Дай пожрать по-человечески.
Но Тунгалаг будто не слышала грубости и продолжала на распев:
— Как не стыдно позорить короля пустыми драками? Как может брат не любить брата? Это слабость, это бездуховность. То единственное, чего не потерпит Единый.
Гридан по-прежнему плохо переносил проповеди Тунгалаг. Он воспользовался моментом, чтобы покинуть импровизированную кухню, передав отряд на поруки верующей. Король двинулся к шатру, где Вольгот в это время должен был выслушивать донесения разведки или строить новые планы наступления на очередную деревню, затерявшуюся в лесах.