Одичавший горный ветер метался из стороны в сторону. То наносил крошево под копыта, то принимался сдувать его до голого камня. То исподнизу нёсся, то рвал караван в обрыв. И не было конца белому плену, только узкая тропа да едва уловимый звон колокольчика…Внезапно оборвался. Мир всё раскачивался и темнел, рев бушующего ветра, как сотни глоток грешников, окутал эльфийку. «Кажись, попала я за свои прегрешения в Ледяную Тьму. А куда ж мне ещё? Детей не уберегла, мужа не схоронила, землю родную покинула». Холодные пальцы коснулась её руки. «Пришёл за мной Ледяной Дух. Пытать будет. А пусть пытает меня грешную. Заслужила».
– Проссыпайсся.
Мелина с решимостью вдохнула сырость. По легендам, в Ледяной Тьме нет иных чувств, кроме жгучего холода, но это место имело запах застарелой жизни. Мелина продрала заиндевевшие ресницы, готовая взглянуть в лицо смерти. Но не Ледяной Дух стоял над ней, а всего-то динолин с красным хохолком.
– Прхивал.
Округлая пещера, словно высеченная долгими годами труда мастеров и зашлифованная поцелуями ветра. совсем не походила на бездну страданий. Яки рассыпалось по укрытому старой соломой полу. Гиганты безмятежно гоняли по рту жвачку в ожидании продолжения пути, вытянув тонкие ноги из-под чёрного полотна меха. Один только мелининский зверь стоял в ожидании, не смея потревожить всадника. Динолины жгли костёр, раскладывали пожитки, негромко переговаривались.
Мелина оторвалась от жёсткого меха. Динолин стянул эльфийку со скамьи, будто ребёнка, поставил на ватные ноги. Шатаясь, она дошла до костра и тяжело опустилась на бревно, что пролежало здесь невесть сколько. Снова стряпали шарики, на этот раз с рыбной начинкой. Её речной запах витал под сводами пещеры ещё до того, как тесто попадало в шкворчащий жир. Жар огня пошёл покалыванием по окоченевшим рукам. Тело ныло от напряжения. Алиет жалась к эльфийской матери и о чём-то увлечённо болтала. Свозь ритмичный шум в ушах до сознания Мелины донеслась суть. Алиет рассказывала о жизни среди эльфов. О бескрайних зелёных полях и высоких деревьях. Динолины слушали и будто бы улыбались.
– Когда мы приедем? – собственный голос донёсся до эльфийки словно через толщу воды. Динолины, отвлечённые девочкой, не обратили на неё внимания, – Когда мы приедем?!
Разговоры смолкли. Тишину нарушал бойкий треск костра и шкворчанее жира на сковороде. Динолины переглянулись, будто безмолвно решали, кто будет разбираться с возникшим напряжением.
Главарь, что прежде шипел о чём-то с красным хохолком, королевским жестом пригласил эльфийку на разговор. Но каким бы королевским не был жест, даже эльфийка из глубокой провинции лесных земель без труда поняла его. Нехотя Мелина поднялась и отошла от огня. Уверенно, всем видом давая понять серьёзность намерений, она отошла с динолину в сторону от толпы, скрестила руки на груди и вперила взгляд в раскосые щёлочки тёмных глаз.
– Тебя что-то беспокоит, эльф.
– Уж точно беспокоит! Иначе и не молвить. Куда мы едем?
– В замок Пратисии, – последовал готовый ответ.
– И долго ещё?
– По метели не дойдём, нужно дожидаться конца бури. А так уже рукой подать.
– Почто в метель по горам тащишь? Неужто погоня какая?
– В горах метель, как в лесных землях реки – живёт не зависимо от времени года. Весной больше злиться, чем сыпет снегом.
– Да неужто? На сказки, аль брехню походит! – Мелина не ожидала от себя такой резкости, но отступать было поздно.
Динолин смолк, пережидая бурю в сердце эльфа.
– Уж если метель снегом не сыпет, чего же мы дальше не идём, коль рукой подать? – продолжала горячиться эльфийка.
– Яки утомились. Им нужно обогреться и отдохнуть. И путь за расщелиной выходит на плато, там дорогу внимательно выбирать нужно, иначе провалимся под наст или в урытую расщелину. Буря уже стихает. Уверяю., к темноте достигнем замка.
Тон предводителя дал понять, что разговор окончен. Ответы мало удовлетворили Мелину, но она решила не распалять скандал посреди пути, тем более бить про протянутой руке помощи. Обозлённая на саму себя от бессилия и несдержанности, Мелина вернулась к костру, усадила щебечущую Алиет на колени и принялась по старой привычке раздирать шрам на щеке, что прежде был родинкой.