От деревни до замка было рукой подать. Самая крайняя охранная башенка поселения стояла совсем рядом с замёрзшим водопадом. Наверняка, когда он оттаивал по весне, воды омывали её изножье. Сразу за башенкой начиналась узкая, но добротная тропа, единственная расчищенная от снега до самого камня. Едва приблизившись к ней, яки вдруг сменили курс и уверенно пошли в противоположную сторону вдоль отвесной скалы. Мелина огляделась – ничья крепкая рука не спешила направить яков на верный путь, наоборот подбадривала вяло ковыляющих великанов и поторапливала их. Эльфийка приподнялась на скамейке на руках, но над капюшонами ящеров не виднелось дороги, обход оканчивался обрывом. Бескрайняя гладь чёрного камня, жирно поблёскивающего на солнце, и ни малейшей трещинки, что можно было худо-бедно счесть за проход к замку. Под звон колокольчика звери брели вдоль неприступной стены к бездне. Первый як в цепочке – гружённый тюфяками и парой бочонков, лихо тряхнул курчавой чёлкой и резко ушёл вправо прям на краю обрыва, исчезнув за скалой. За ним нырнул главарь отряда с Алиет, а потом второй гружённый як, лекарка. Мелина вжалась в раскачивающуюся скамью, затаив дыхание. Зверь же самозабвенно гонял за щеками жвачку после утренней порции сена, сдобренной лишайником, только что содранным с придорожного камешка. Огромная голова яка нависла над бездной, устланной розовой ватой облаков. Ветер ударил снизу, вздыбил чёрную шерсть. Мелина отклонилась назад в слабой надежде задержать смертную процессию, но верёвка под густой бородой натянулась и потащила животное за собой. Рог чиркнул по чёрному камню. Громадная туша весьма изящно извернулась вдоль отвесной скалы и очутилась в широкой расщелине. Пропасть в один миг осталась позади. Дорога запетляла между скалами порой раздваиваясь или растраиваясь, но колонна двигалась по только ей известному маршруту, игнорируя пути, что казались Мелине кротчайшими к замку. За очередным резким поворотом отряд уткнулись в большую присыпанную снегом корзину, перевязанную двумя канатами толщиной с руку. Они тянулись вверх, где терялись из виду, проглоченные горной пещерой без дна.
Динолины спешились и принялись разгружать яков. Первыми в корзину угодили четыре бочки. Главарь отряда зазвонил в колокольчик. Канаты натянулись, затрещали, и потащили корзину вверх.
– Какой чудной вход в замок! – защебетала Алиет.
Звонкое эхо прокатилось по ущелью. Ящеры с широко распахнутыми глазами застыли, как вкопанные, кто с пожитками в руках, кто, поглаживая широкие бычьи морды. Дребезжание девичьего голоса металось среди чёрного камня, множилось и угасало. Когда оно наконец растворилось в прозрачном горном воздухе, динолины ещё долго прислушивались и озирались. Первым зашептал главарь отряда
– Горы не любят шума. К ним нужно относиться с уважением. Больше никогда, слышишь? Никогда не кричи среди скал. В следующий раз они могут не простить ошибки.
Улыбка сползла с лица Алиет, густая краска бросилась к щекам. Она попятилась к яку, на котором сидела эльфийская мать, бормоча что-то о том, как ей жаль, что больше никогда так не будет. Динолин решил, что его грозный вид и укор возымели нужное действие и продолжил командовать погрузкой, ведь опустошённая корзина как раз приползла назад. Снег на дне успел подтаять. Видно, там, где она побывала, было гораздо теплее.
На верх поднялись ещё бочки, затем несколько раз корзину спускали за мешками. Работа продвигалась медленно. Мелина помогла дочке взобраться на скамью теперь укрывала её от ветра.
– Ма, я дурно поступила, да? – горячее облачко дыхания Алиет обожгло щёку Мелины, – Я плохая?
– Что ты, доченька?
– Динолин поругался на меня, значит я плохая.
– Ты всего-то не разумела, что делаешь. Мы на просторе жили, а гор никогда не видали, отчего же тебе знать, чего горам нравится, а чего нет. Не плохая ты вовсе, котёнок ещё неразумный.
– Лиланку ты ругала, оттого что она тоже котёнок неразумный?
– Тоже, – тяжело сглотнула Мелина.
– А чего ругала?
– Тоже уму-разума учила.
– Ма, ты её не ругай больше, – голос Алиет задрожал, – Ей, наверное, как мне, обидно. Ладно?
Обожжённый рот Мелины наполнился горечью, стыд опалил лицо. Сколько раз в тайне от всех, даже от любимого мужа, она корила себя, что слишком строга с кровинушкой. Но не знала, как иначе справляться с её живым характером и легким отношением к нелёгкой жизни. Мелина с Лиланкой вечно будто туман руками ловила, а удержать не могла, от того и сотрясали воздух звонкие подзатыльники. Керлен, её первенец, иным был. Спокойный, молчаливый, покладистый, словом – весь в отца. Да что теперь толку от спокойствия и покладистости? Всё равно вопреки уговорам матери ускользнул из дому на войну. Младшенький…О младшеньком и говорить страшно. Не уберегла и тут же в приёмыше забылась. Не зря Духи долго детишек не давали, знали, что ничего толкового из неё не выйдет. Да и тех, что дали, увели у нерадивой матери, раскидали кого по свету, кого в Небесные Сады забрали.