— С этим и Вольгот справится, правда после копоть со стен не отмыть. Сбивать придётся или извёсткой белить.
— Без войны, Ваша Светлость, без алхимического огня и вечной ненависти к Вашему Величеству. Всего одна жертва, и вечная слава Вашему имени поселится в сердцах ниленсикх эльфов.
— Снова наполняешь мой разум сказками, фанатичка, — Гридан не сводил глаз с покрасневшего в огне крючка кочерги.
— Единый благоволит своему наместнику, Он подарует часть своей силы верным, чтобы пополнить ряды последователей и помочь Вашей Светлости в нелёгком деле.
— В твоём маленьком рту слишком большой язык. Он льёт в уши яд и водит занос.
— Ваша Светлость, моим большим языком правит Единый, — голос Тунгалаг не изменился, он всё также тёк ровным мелодичным потоком, — Единый привел меня к вам, Единый бережёт вас от врага, Единый послал Вам немоготу, чтобы я смогла рассеять её и приручить Ваше недоверчивое сердце.
— Твой божок ошибся и поселил в моём сердце недоверие, — будничным тоном сказал Гридан.
— Ваша Светлость! — театрально ахнула Тенгалаг.
— Ты забываешься, фанатичка! — в горле Гридана заклокотала ярость, — Ты всего лишь дочь бедного земледельца, обученная прочими фанатиками болтать без умолку. Горько признавать, но, возможно, прав был мой отец, отсекая голову вашему брату при первом же поклоне.
— Я здесь ради славы Вашей Светлости, Единый соединил наши судьбы.
— Вольгот, — Гридан обернулся на темника, — приведи её ко мне.
Давно ждавший команды, он подскочил с места, вцепился мёртвой хваткой в сальный скальп женщины. Она коротко вскрикнула, опрокинула низкий табурет, под напором темника рухнула на ковёр. Вольгот поволок Тунгалаг к очагу. У самого огня он рывком поставил её на колени.
— Это тоже дело рук Единого? — бесцветный тон Гридана будто ушатом ледяной воды окатил Тунгалаг.
— Если моя смерть повернёт Вашу Светлость к Единому, я приму её с честью.
Снова фанатичка выбила почву из-под ног королевской уверенности. Никто прежде не был готов принять наказание. Гридан ожидал криков, мольбы о пощаде, слёз и заверений в преданности. Кто-то или что-то стоит за убеждённостью фанатички, и оно может поспорить с силой королевской армии. Но отступать было поздно, иначе Тунгалаг окончательно возьмёт над ним верх.
— Не только твой длинный язык, но и грязные цепкие пальцы забрались во все трещины в лагере, — Гридан четко выговаривал каждое слово, в попытке сдержать захлестнувшее его волнение, — Вольгот, подай мне её ладонь.
Королевский пёс исполнил команду безотлагательно. Гридан вынул из огня раскалённую до желтизны кочергу. В ожидании Тунгалаг не сопротивлялась, лишь смотрела королю прямо в лицо, стиснув зубы, но испарина выступила на её низком бледном лбу. Раскалённый крючок опустился на белую кожу и зашипел. Рука фанатички несколько раз дернулась, всем телом Тунгалаг подалась назад, но упёрлась в колени Вольгота. Загнанная в ловушку, она с диким рыком затрясла головой. Но свободная от пытки рука не поднялась ни на короля, ни на темника. Она заскребла ногтями по поддерживающему крышу столбу, вцепилась в него мёртвой хваткой. Шатёр наполнился запахом подгоревшей свинины. Голод Гридана откликнулся на него спазмом в животе. Король отнял крючок от почерневшей ладони и швырнул кочергу в огонь. Сноп искр взметнулись до самой крыши.
— Отныне думай прежде, чем противоречить королевским указам и позволять себе вольности с королевским Высочеством. И помни мою доброту. В следующий раз я прижгу тебе язык.
«Во славу Единого», — произнесла Тунгалаг одними губами.
___________________
Тунгалаг вышла из королевского шатра, прижимая к покалеченной ладони платок, милостиво поданный королём. После жара под войлочной крышей уличная прохлада показалась лютым морозом. Ещё по-зимнему холодный весенний ветер прильнул к бледным запавшим щекам и закружил вокруг мокрого лба. Рукавом Тунгалаг стёрла пот с лица, натянула блаженную улыбку на искусанных, обескровленных губах и двинулась на окраину стойбища. Встреченные на пути рабы приветствовали её, но Тунгалаг не обращала на них внимания. Она спешила прочь из лагеря, подгоняемая ветром, будто там ждало её спасение.
Скоро над головой широкие лапы елей пришли на смену трепещущим на ветру знамёнам. Снега здесь уже не было, всё стопили на кофе и похлёбку. Не оборачиваясь, Тунгалаг углублялась в лес. Заботы о том, что в чаще может скрываться враг, что уже целит в одинокую женщину, не тревожили сердце. Она искала уединения. Брела вперёд, не разбирая дороги. Когда шум жизни лагеря стал доноситься лишь невнятными обрывками, Тунгалаг наконец остановилась. Она отняла платок от обожжённой ладони. Почерневшая кожа продолжала гореть, будто кочерга по-прежнему жарко теснилась к плоти.