Брив же наоборот повеселел. Сердечно благодарил старосту, даже обнял Аэлика за его труд. Открыл нараспашку большой полупустой хлев и принялся знакомить новых обитателей с их домом. Козы пугливо блеяли, но за новым хозяином шли. Другая животина поглядела на собратьев и смирно последовала за ними.
На дворе скоро потеплело, и работа в эльфийском поселении закипела. Ита не успевала плести на продажу. Только доканчивала тыны для Мегены и готовила люльку для наследника. Скотина, молодой сад за домом, огород и участок поля отнимали всё время и силы.
В этом году Ита не разулась в день Великих Святок. Да и не праздновала его вовсе. Разве стоит праздновать день смерти целого народа? И Древа больше нет, чей день рождения тогда отмечать? Со двора тоже далеко не ходила, а всё суетилась в хате и у дома. Аэлик по утрам послушно приносил свежую лозу, стуча от холода зубами, в отличии от учителя, которая почти совсем перестала мёрзнуть, как в былые времена, когда по её жилам струилась магия.
- Дух дитя согревает меня, - говорила она беспокоящемуся мужу.
- Что, если Дух Древа ещё на Лаберене? Люди покинули крепость, теперь ему ничто не мешает воспрять. Что, если магия возвращается? Нужно вернуться домой и проверить.
- Не оставляй меня одну с пузом, - гладила себя по животу Ита.
- Я поеду, когда ты произведёшь на свет.
- С младенцем у груди ты тоже будешь мне нужен.
Брив кивал, целовал жену, потом топорщащееся на животе платье, прижимал светловолосую голову к груди. И думал, как назовёт наследника, передаст жену на поруки Милановичей и отправится в крепость. Может, прихватит с собой Аэлика или Энона, а может даже Лоэна, чтобы и веселей и безопаснее добраться до дома. А там найдёт молодой росток Древа, омоет его истинно лидерскими слезами, напитается в ответ магией и вернётся к Ите с победой, и увезёте её на следующие Святки домой.
В заботах проходил день за днём. Мокрая весна сменилась жарким летом, а затем плодородной осенью. Поля колосились, сады зеленели, скот плодился, а живот Иты неуёмно раздувался. К зиме в дом лидеров повадились ходить эльфийки чуть не стаями. Каждая хотела первой заметить признаки скорого разрешения от бремени и разнести весть по всей Мегене. Поэтому Ита и глазом не повила, когда в хату ввалилась раскрасневшаяся от мороза Лиланка.
Девчонка вытянулась за полтора года, но так и осталась гадким утёнком. Острые локти и коленки скрывались в пушистой шубе.
- Поздорову, Ита. Матушка к тебе послала, - с сапог на чистый деревяный пол натекла лужа, а она по рассеянности и не заметила.
- Поздорову, сестра. Чего прислала? - Ита приложила усилие, чтобы не заметить грязи.
- Спрашивает, умеешь ли писать, да читать?
- Немного умею.
- И Брив умеет? - опустила эльфийка к полу затрепетавшие ресницы.
- Все взрослые лидеры умеют. А что надобно?
- Да у меня братик заболел. Его скоро именем нарекать, а он с жаром второй день лежит, есть отказывается, только орет, как резаный поросёнок.
- Что же ты тянешь, дуреха?
- Матушка просит письмо лекарю написать, - насупилась Лиланка.
- Так у меня и бумаги-то нет!
- А говоришь, что читать умеешь. Коль умеешь, чего бумаги нет?
Ита раздражённо отмахнулась от неразумной девчонки. Накинула на голову тёплый платок, укуталась в новенький кожух, купленный на осенних торгах. И прям в домашних лаптях выбежала в ранние сумерки об руку с Лиланкой. Та всю дорогу хныкала, что ей тяжело бежать, дважды теряла варежку и трижды падала в снег, хотя хата Мелины стояла неподалёку от лидерской. У тына поджидал дочку Милан, он нервно завязывал и развязывал пояс, а, когда заметил, что дочка по заснеженной дороге бежит, ещё и не одна, застыл в ужасе с завязками в руках.
- Что с ребенком?
- Там...В хате, - только и смог выдавить он.
Втроём они влетели в дом. Мелина с распухшими от слёз веками укачивала вопящего сына. Её родинка на щека покрылась кровавой коркой, неизменный белый платок валялся на столе. Русые волосы торчали колтунами.
- Ита...мой малыш, - простонала она и сотряслась в беззвучном рыдании.
- Что с ним? Чем он болел прежде?