Выбрать главу

Из трубы хаты Милановичей валил такой дым, будто за один раз решили спалить все запасённые на зиму дрова. Из хаты вывалилась мокрая, точно после бани, приятельница Мелины.

- Лекарь, скорее! Ещё немного, и не дождались бы вас.

Эльф по-юношески спешился, передал поводья Бриву и поспешил в дом. Сын Мелины кинул на лидера молящий взгляд, тот кивнул и отнял у него поводья.

- Иди в дом, ты там нужнее. Я расседлаю лошадей.

Парень благодарно кивнул и умчался в хату вслед за лекарем. Брив повёл лошадей в хлев. Лидерскому скакуну придётся ещё немного потерпеть. Сначала накормят гостя и хозяина хлева, а уж потом пойдём домой к родной кормушке. Брив ослабил подпругу уже второго седла, когда в хлев вбежала Лиланка.

- Ты чего тут делаешь? Там Ита умирает, а он тут коняк гладит!

Седло выскользнуло из рук, рухнув в солому. Брив перескочил через девчонку и в три прыжка оказался у двери хаты. С грохотом распахнул её, едва не сорвав с петель. Запнулся о гору обуви в сенях и кувырком вкатился в дом. Тут же вскочил. Брива окатило жаром. В доме воняло потом и кровью. Как и при любом важном событии, в доме толпились эльфы. Чего им тут смотреть? На смерть глазеют? Толпа расступилась перед ним открыв взору всю картину. В углу, где стояла люлька, Мелина баюкала уже окоченевшего сына. Он будто потерял всю краску: укутанный в белый материнский платок, разомкнутые пепельно-белые губы, молочная кожа и соломенные волосы. У ног Мелины на коленях стоял старший сын, шептал ей что-то, но она смотрела в никуда и явно его не слушала. Опухшее лицо, полопавшие под кожей и в глазах сосуды, растрескавшиеся губы, искусанные в кровь, исхудавшая за те сутки, что ездили за доктором. Она казалась более больной, чем мёртвый сын.

Рядом на кровати лежала почти такая же белая Ита. Она дрожала всем телом. Лекарь прощупывал пульс на её запястье. Брив сорвал с себя кожух и укрыл им жену. Сел рядом, оказалось, что она уже отогревается под тремя одеялами. Лидера сразу прошиб пот не то от духоты, не то от волнения.

- Душа моя, я вернулся, - не своим голосом произнёс Брив. В горле защипало.

- Брив, мне так холодно, - отозвалась она, приоткрыв глаза

- Мы привезли лекаря, сейчас он тебе поможет.

Брив поднял взгляд на старика, который тут же отвёл глаза. На сосредоточенном лице пробежала тень.

- Лекарь, может ещё дитятко глянете? - спросил женский голос из толпы.

- Даже с магией бедняге уже не помочь.

- Не мелиненского сына, другое дитя.

- Брив, мне холодно, нужно ещё дров.

- Душа моя, в хате нечем дышать. Давно ты ела?

- Ещё до разрешения.

- Какого разрешения?

- Да родила она! - подала голос сухопарая мать Аэлика, скрылась в толпе и вернулась со свертком в руках, - Нате, папаша, ваше это, - она всучила Бриву в руки сопящий сверток, - Дочка у вас.

Лекарь выпростал Иту из-под одеял. Она содрогалась с ног до головы. Белая рубаха окрасилась алым чуть не до груди. Кулон на шее в кровавых отпечатках. По простыни растекалось кровавое озеро. Зрители сначала подошли ближе, чтобы лучше разглядеть представление, ахнули и отхлынули к дальней стене. Брив до боли закусил ребро ладони. Лекарь покачал головой, укрыл Иту, погладил узкой ладонью её по голове, повязанной белым платком, обратился к Бриву:

- Позволите?

Лидер не отвечал. В одной руке он держал врученный свёрток, другую кусал, как безумец. Лекарь, не дождавшись дозволения, отнял свёрток. Освобождённая рука тут же схватила бледную ладонь Иты.

- Брив, мне очень холодно.

- Да подкиньте же ещё дров!!! - заорал Брив на весь дом, - Дайте ей чаю в конце концов!

Из оцепенения вышла Мелина. Она опустила взгляд сначала на младшенького, потом на старшенького. Подбородок затрясся, будто слёзы вновь хлынут бурым потоком, но эльфийка выплакала их до дна. Она ещё немного покачала мёртвое тельце, коснулась лба ребенка корками потрескавшихся губ, уложила тело в люльку. Обернулась к постели, где лежала названная дочь. Подбежала Лиланка с целым кувшином только что кипевшего чая. Брив не глядя ухватился за ручку, плеснул себе на штаны, но ничего не почувствовал. Мелина помогла приподнять Иту. Та раскрыла посиневшие губы и принялась жадно глотать дымящийся отвар. Осушила кувшин на половину. Но крупная дрожь не унималась.