Глава 12
Небо цвета стали второй день сыпало то пушистым пером, то бесформенной крупой. Его отражением стало настроение Вольгота. Под наспех сколоченным навесом он в нетерпении вычёсывал скребком чалого коня. Разведка ушла в глубь эльфийских земель три дня назад. У отца – вождя Звонкого Кнута, никогда не было разведки. А что разведывать на земле, где каждый булыжник знаком? Шли табунами через степь, бились в открытом поле, никаких границ не знали. А ту застряли, как в расщелине. С одной стороны кентавры зуб точат, с другой эльфы обстреливают. Перебить бы их всех, и никакой мороки. Всю прошлую зиму возились с коненогими впустую, только время потратили. Никогда не присягнут они человеку. Эльфы падут, а эти останутся стоять. Не зря говорят, что внуки платят кровью за ошибки дедов. Гридан не раз взахлеб рассказывал, как в прошлом подданные короны охотились на кентавров, потом везли в цепях через степные земли и кормили их до тошноты, чтобы подать к королевскому столу. Кто же знал, что эльфы настолько глупы, что подарят этим зверям целый кусок собственной земли и причислят их к великим расам. Хорошо хоть Духи не догадались одарить скот.
Чалый конь ткнулся мягким носом хозяину в плечо.
— Твой подопечный просит пощады, — Вольгот обернулся на голос, — Ещё немного и ты соскоблишь с него кожу.
Под навесом Гридан стряхивал снег с мехового плаща. Белый пух медленно таял в огне его волос. Вольгот перебросил скребок из правой руки в левую, чтобы освободить кулак для воинского приветствия.
— Не нужно. Я пришёл к тебе за советом.
— Слушаю.
— Не здесь. Слишком много глаз.
Вольгот обвёл взглядом заснеженное стойбище. Скучающие лица, руки, занятые больше для коротания времени, чем для пользы. Среди кочевников Вольгот никогда не стал бы прятаться, но оседлые…Дай только волю – подглянут, подслушают, перековеркают и всем разнесут. А вездесущая женщина с маленьким, но болтливым ртом, непременно ввяжется в разговор и начнёт поучать. Ещё бы понимала чего эта оседлая?
Темник подозвал хромого раба Подковку, который как бы невзначай неподалёку угощал коня солью.
Соль – то немногое, что даже рабам доставалось даром. Её везли в бочках с берегов Лживого моря, в котором соли больше, чем воды. Но в военном лагере на окраине эльфийских земель такая простая вещь оказалась в большой недостаче. Кентавры, конечно, держали соль, но даже самые отчаянные отказывались торговать с захватчиками. А разорять строптивцев король запретил. Но при всём Вольгот не стал отчитывать раба за расточительство. Доброго боевого коня нельзя обделять лакомствами.
Гридан повёл своего давнего товарища на восток лагеря в глубь лесных земель. Ноги проваливались в белый неровный ковёр чуть не до колен. Отяжелевшие от снега ветви клонились к земле. Звуки жизни становища затерялись. Плотная тишина поглотила мир.
— В такой холод даже шум мёрзнет.
— Мой король, опасно здесь бродить. Эльфы.
— Тебе нечего бояться. Вон, даже вычёсывая коня, не снимаешь свой доспех, — Гридан ткнул пальцем с двумя перстнями в сторону Вольгота.
Доспех темника — твёрдая, как панцирь, рубаха, состоявшая из десятка слоёв льна, множество шнуровок на боках, рукавах и шее плотно стягивались, чтобы стать для владельца второй кожей. Кочевники ещё до Тёмной Войны рассекали степные просторы в такой броне — и в бою не стесняет, и конь налегке. Как и многое другое, они украли технологию льняного панциря у оседлых, а потом повадились перед походами друг на друга обворовывать до нитки целые поселения. Для экономии некоторые части заменяли дублённой конской или бычьей кожей. Но в таком облачение было жарко и на порядок тяжелее. Гридан считал прихоть темника беспросветной дремучестью, но решил не останавливать Вольгота от воплощения мечты в реальность. Защитную рубаху долго пряли Апинейские портнихи под неусыпным надзором Вольгота. Он опасался, что оседлые позабыли древней технологии. Но линоторакс вышел что надо. Как королевский темник, Вольгот пытался внедрить древние кочевые знания в армии, но Гридан попросил его придерживаться современных решений в обороне — кожи и стали. Их Вольгот конечно носил, но только тогда, когда ему не угрожала опасность.