Лоэн сыскал телегу, но услыхав, что больше она не нужна, едва не столкнул в реку. Дал женщинам время на прощания, но не более двух объятий. Мелина прижимала к груди ревущую уже взрослую дочь, просила как положено похоронить отца, быть хорошей эльфийкой. Просила прощение за позор на дочкину остроухую голову, клялась, что вернётся как только сможет. Прогонит неказистого Нэма и сыщет настоящего жениха.
Скоро Лоэн утомился ждать и тронул коня. Мелина с испугу полезла в седло и едва не опрокинулась на сырую землю. Скромный караван двинулся в путь. Лиланка не стала провожать его из деревни, боялась, что её всхлипы перебудят всех соседей, и побег будет сорван. Поэтому кусала губы до крови, давилась слезами и прощалась со счастливым будущим.
Следующе же ночью на Мегенском кладбище с Миланом прощалось невиданное число народу. Всего-то дочка да зять.
Глава 16
Северная зима лютовала большую часть урожайного года. Она не скупилась на продувающие до костей ветра, на черноту неба и бескрайность снежных просторов. Люди-южане не привыкли к такому обхождению. Просторные халаты, дарующие прохладу в зной, кожаные безрукавки и тонкие сапоги, не сковывающие движений, скоро оказались бесполезными. Первые вьюги застали армию Гридана ещё на дарёных землях в поселении кентавров. Добротные дома и до верху набитые амбары приняли захватчиков с распростёртыми объятиями, укрыв их от невзгод до оттепели. Но лесные земли не ждали степняков. Их копья застревали в ветвях, боевые скакуны то и дело спотыкались о коряги, обозы никак не втискивались в узкую колею. Снова работали топоры. Запах покалеченного дерева разносился по округе, тревожа местных. Редкие эльфийские деревушки возникали из зарослей так внезапно, что с непривычки бывалые воины терялись, как малые дети.
Ещё и эльфы, как на зло, отказывались честно сражаться в открытом поле. Набегали из лесу, как крысиная свора, откусывали от человеческой армии пару тройку жизней и снова скрывались среди ветвей. А то ещё хуже – отстреливали славных воинов из гнёзд, свитых в кронах. Людская армия огрызалась и щетинилась. Королевские псы фыркали в сторону эльфов мерзкие прозвища, клялись содрать кожу живьём и насобирать ушей на ожерелья жёнам. Вольгот едва сдерживал пыл подчинённых. Редкие сражения и жажда крови рисковала затмили разум степняков. Но устраивать поголовную резню эльфов Гридан строго-настрого запретил. “Мёртвые не служат”, — объяснял он разъярённым псам и закапывался в книги по тактике, укрываясь картами лесных земель. Тогда Тунгалаг смиренно взялась за работу. Она приучала солдат с рассветом и закатом собираться на молитву, спускать пар, усмиряя внутреннего зверя в добром труде и стоять один за другого в бою, а не вести собственный счёт побед. Тунгалаг каждый раз карабкалась на ящики посреди лагеря и начинала проповедь. Псы посмеивались над потугами оседлой. И дивились тому, сколько маленький рот может глаголить без умолку. «Всё-то у домоседов не как у людей», — рычала под нос солдатня, что искренне считала себя кочевниками только от того, что прошла за королём весь Лаберен от юга до севера.
Первыми последователями Единого в рядах Гридана, помимо Тунгалаг, стали рабы. Они тайком прислушивались к её речам, робко поглядывали на небосклон в надежде увидеть знак или вообще застать божество за работой. Но Единый не отзывался, как и Духи в последние несколько сотен лет. Проповедница на подмечания рабов по-матерински улыбалась и приговаривала: «Единый не в небе, Единый всюду и нигде», — а после хвалила, как послушных собак, за внимательность и трудолюбие. Непривыкшие к доброму обхождению невольники потянулись к Тунгалаг, как цветы к солнцу.
По первости беспокоиться было не о чем. Рабы с энтузиазмом брались не только за привычную работу. Стали вызываться рубить лес за ренокских дровосеков, нести ночную вахту за королевских псов и предлагали помочь всякому мимо проходящему, конечно, после того как выполнят всю работу на доверенном им фронте.
— Единый любит старательных, — парил над становищем голос Тунгалаг, — Трудитесь, и Единый откроет для вас путь к бессмертию в наслаждениях.
Король в тайне был доволен своим решением оставить под рукой фанатичку. Прежние верующие призывали к бою, в нынешних условиях армия Гридана давно бы растерялась в густых эльфийских лесах. Тунгалаг учила противоположному – труду и любви. В мире, где среди разрозненных и обособленных народов ведётся разрушительная война, король надеялся, что последователи Единого смогут его соединить. Но никому о своих чаяньях не говорил, тем более фанатичке.