— Врачам отдашь. Так положено. Давай, парень, гони! Благодарность и отпуск получишь, если довезешь ее живой!
Сержанту не надо было повторять. Он нажал на газ и задние колеса пропахали снег до земли. Машина рванулась с места на скорости. Солдаты на КПП из командирских воплей поняли в чем дело и заранее открыли ворота. Через пятнадцать минут они были в городе, хотя обычно на такую дорогу тратилось больше получаса. За военной машиной гналось три милицейских УАЗика с сиренами. Кашинцев не обращал внимания. Татарников подгонял:
— Давай, давай! Плюй на них! Я потом с милицией сам разберусь! Давай!
То и дело смотрел на бледное лицо Марины и чуть не плакал. Ее дыхание становилось все реже. “Урал” подлетел к самому крыльцу больницы. Сержант выскочил из кабины и бросился на сторону офицера. Принял Маринку на руки. Не дожидаясь, потащил в помещение больницы с криком:
— Женщина кровью истекает! Срочно врача!
Татарников вбежал следом с маленьким свертком. Марину уже укладывали на каталку. Вокруг сбежался весь медперсонал. В двух словах Татарников обрисовал ситуацию и протянул мертвого ребенка:
— Это ее дите. Жена замполита сказала, что он прожил пятнадцать минут.
Ребеночка забрали. В приемный покой ворвались шестеро милиционеров с криком:
— Где тот раздолбай, что чуть нас не посшибал? Если военный, значит все можно? А это мы еще…
Татарников развернулся и теперь надвигался на них, как туча. Яростно рявкнул:
— Заткнись! Я тот раздолбай! Если бы я ехал по вашим правилам, я бы жену друга сюда мертвой привез. Ясно? Вон отсюда!
Милиционеры стушевались и выкатились на улицу. Олег проводил каталку с Мариной остановившимися глазами и тоже вышел. Ноги не держали. Он сел на грязные ступеньки. Трясущимися руками достал пачку сигарет, но никак не мог зажечь спичку. Они ломались и выпадали из рук. Один из ментов, все еще не решивших, что им делать, пару минут наблюдал за ним. Затем чиркнул о коробок и поднес трепещущий огонек к губам военного. В колеблющемся пламени мужики увидели — капитан плакал. Один, с погонами старшины, рискнул спросить:
— Что случилось, мужик?
— Муж у нее вчера в Афгане погиб, а теперь ребенка потеряла. Кровью истекает.
Менты резко засобирались:
— Извини, капитан, за “раздолбая”! Если бы знали, не погнались бы…
На крыльцо вышел сержант. Посмотрел на офицера и тронул его за плечо:
— Товарищ капитан, вы же раздетый! Простынете! Шли бы в приемный покой. Я сейчас машину запру и тоже приду. Идите!
Олег не пошевелился, но сержант продолжал настойчиво теребить за плечо. Татарников отшвырнул окурок и ссутулив плечи, вошел в помещение. Сержант отогнал “Урал” в сторону, чтоб освободить подъезд. Быстро закрыл машину и зашел в больницу. Олег только тут рассмотрел его: сержант Кашинцев. Нескладная худая фигура села рядом с офицером. Тот спросил:
— Как же ты рискнул “Урал” угнать из гаража? Ведь под трибунал мог попасть.
— Капитан Степанов меня фактически спас от черноты. Я в прошлогоднем призыве единственный русский был. Степанов на соревнования взял, потом сержантом помог стать. Как узнал сегодня, что он погиб и жена его умирает, вскипело все внутри. Вот так и угнал!
— Молодец, сержант! Если выживет, считай, это ты ее спас. Не знаешь, что там с командирской-то машиной приключилось?
— Чего приключилось? Этот чурка воду вечером слить забыл. Гараж холодный. Много ли надо, чтоб вода застыла? А машина с четырех часов стояла.
— Собинов знал об этом, когда мы уезжали?
— Нет еще. Если сейчас сходил в гараж, то уже знает. Там радиатор аж вывернуло.
Татарников вздохнул:
— Сходил. Бабы его наверняка довели…
Они просидели в приемном покое рядышком, плечом к плечу, почти всю ночь. Сержант и капитан. И всю ночь молчали. Трижды за это время звонил Собинов и дважды Варнавин. Дежурная медсестра выбегала из отделения и тихонько просила:
— Товарищ капитан, вас к телефону требуют. Вы накиньте халат и проходите. Только каблуками сильно не стучите, больные уже спят.
Он подходил и из раза в раз повторял:
— Пока ничего не известно. Никто из хирургов не выходил. Есть, ждать!
Наконец в приемный покой вышли сразу три врача. Устало посмотрели на вскочивших офицера и сержанта, с надеждой глядевших на них. Один, высокий в очках, спросил:
— Это вы привезли женщину?
— Да. Как она?
— Жить будет, но детей никогда не сможет иметь.
Олег вздохнул:
— Вы Марине этого не говорите. Ладно? Это ее убьет. Она так мечтала о ребеночке.
— Хорошо, не скажем.
— Сколько она пролежит?
— Дней десять, может больше. Мы начнем пропускать к ней посетителей не раньше, чем через трое суток. Сейчас я хотел бы услышать подробности смерти ребенка. Пройдемте в мой кабинет…
Татарников рассказал врачу все, что видел сам. Тот покачал головой:
— В таких случаях надо врача с собой брать сразу. Сколько ей лет?
— Без двух недель восемнадцать.
Глава 5
Марина шагала по комнате уже больше двух часов. Она заперлась впервые за все время, что жила здесь. В дверь несколько раз стучали, но она не открыла, так как попросту не слышала стука. Тишина давила. Зябко обхватила себя руками за плечи с накинутой на них черной шалью. В ушах все еще звучал голос Собинова, заходившего к ней утром в сопровождении замполита и зачитавшего пришедшую неделю назад “похоронку” и сопроводительную записку:
— Капитан Степанов погиб на подходе к городу Баглан. Он возглавлял колонну с продуктами питания для афганского народа и наших солдат. Александр Сергеевич Степанов награжден орденом боевого Красного Знамени посмертно. Капитан Юрий Владимирович Лозовой пропал без вести. Его тело не обнаружено…
Женщина остановилась на мгновение перед фотографией Саши с черной ленточкой на уголке. Снова принялась ходить. Она уже знала, что гроб с телом ее мужа захоронен в Каунасе по настоянию родителей Саши. От этого на сердце было еще больнее и горше. Прошло всего три дня, как ее выписали из больницы. Она не помнила, что приближается Новый год и ей сегодня исполнилось восемнадцать. Родители попытались поздравить с утра, но она строго взглянула на них и сказала:
— Не надо! У меня больше нет дня рождения. Я умерла с ними: мужем и сыном.
Елена Константиновна заплакала после ее слов и хотела обнять дочь, но та отстранилась. Ее глаза были сухи. Марина постарела за полмесяца лет на десять. Четкие морщины прослеживались на лбу и залегли в уголках рта. Она вдруг заметила себя в зеркале. Толстенная коса вилась светлой змеей по черному платку, накинутому на плечи. Волосы оставались такими же красивыми, как и при муже.
Степанова с минуту смотрела на себя. Затем вытащила ножницы из серванта и в три приема обрезала косу до шеи. Посмотрела на непривычное отражение. Швырнула косу и ножницы на тумбочку у трюмо. Еще немного подумала. Накинув платок на голову, вышла на улицу, не обратив никакого внимания на мороз. Дошла до квартиры Варнавиных. Постучавшись, вошла внутрь. Навстречу выбежал маленький Димка. С криком:
— Тетя Малина плисла!
Развернулся и бросился в комнату. Вышла Лидия:
— Проходи, Марина! Посиди с нами.
— Нет. Мне бы с твоим поговорить…
Варнавина обернулась в сторону комнаты:
— Леш, Марина с тобой поговорить пришла.
Замполит вышел в спортивном синем костюме и тапочках:
— Присядь, Марина!
— Нет, Алексей Михайлович, мне бы хотелось поговорить один на один. Вы не могли бы зайти?
— Когда?
— Желательно сегодня. И вообще, чем быстрее, тем лучше.
— Пошли сейчас. — Натягивая бушлат, крикнул жене: — Лид, я у Марины!