— Куропатку разруби на четыре части, а улара на восемь. И быстрее, дрова в печке прогорают! — Втроем офицеры справились с задачей. Она скомандовала: — Я тут у вас что-то похожее на противень видел.
Фатеев нырнул под кровать и вытащил металлический лоток:
— Этот?
— Он самый. Плотно укладывай куски на него. Теперь посоли и налей водички, чтоб до половины скрыло. Неплохо бы перца, чеснока или луку добавить, да где это все взять…
— Перец есть. Тут его на каждом углу продают. И черный есть, и красный, и даже белый. Когда простываем — в водку его намешал, выпил и потеешь всю ночь. Утром от простуды и следа нету.
— Тогда посыпь черный на каждый кусок понемногу. — Марина украдкой забрала лежавшие на столе перчатки и натянула на руки: — Я поставлю это великолепие в печку.
Разровняла угли металлическим прутом, служившим кочергой и поставила противень на них. Через полчаса пошел вкусный запах. Офицеры начали облизываться. Силаев улыбнулся ровными крепкими зубами:
— Под такую закуску и не выпить? Не, мужики, это грех. Искандер, тебя тоже касается! У кого что есть? У меня лично, имеется бутылка водки. Правда, в танке спрятана, но я ее сейчас принесу.
Марина остановила:
— Не бегай! У меня чистый спирт во фляжке. Разведем, та же водка будет.
Фатеев изумленно развел руками:
— Тащи!
Она принесла литровую фляжку:
— Вот. Грамм семьсот могу отдать, а остальное, извините. Мне в горах надо чем-то руки растирать.
— Ого! От такого количества мы окосеем крепко. Не позвать ли соседей в гости? В котелках ужин не еден, дичь скоро сготовится. Куски большие. Мужикам радость доставим.
Степанова кивнула:
— Я согласен.
Фатеев, как старожил лагеря, был отправлен посланцем к соседям-десантникам. Вскоре прибыло шесть офицеров и прапорщик. Мигом насторожились:
— Мужики, чем это у вас так вкусно пахнет?
— Искандер улара с куропаткой подстрелил, вот и решили пирушку организовать. К тому же он отдает нам семьсот грамм чистого медицинского спирта. Сейчас разведу!
— Щедро! Мы тут тоже кое-что прихватили. Семен, выкладывай!
Крепыш с широченными плечами и погонами капитана выложил на стол большой шмат сала, буханку хлеба, пару банок тушенки, бутылку водки и… высыпал горку сушеного урюка. Один из офицеров поставил на стол котелок с оставшейся от ужина перловкой. Марина предложила:
— Поставь ее рядом с нашими котелками на печку, разогреется.
Чурбанов для стульев не хватило и к столу подтащили кровати Фатеева и Силаева. Десантники попытались сдвинуть с места кровать Осколкова и не смогли. Сколько не тужились, койка даже не шелохнулась. Удивленно посмотрели на хитро глядевшего прапорщика:
— Ты что ее в пол вмуровал?
— Да нет, там внизу разбитая пушка лежит. Ребята, что устанавливали палатку, мне кровать к ней приварили. Я долго не знал об этой шутке, пока что-то вниз не упало. Как вы сдвинуть пытался…
— И что же ты делать будешь, если лагерь свернуть придется?
— Спиливать, если пилку по металлу найду.
Майор-десантник предложил:
— Приходи, у меня есть. Дам попользоваться.
— Тогда завтра.
Степанова вытащила из печки лоток:
— Готово, мужики! Берегись, сейчас посреди стола поставлю.
Ее встретили восхищенными возгласами:
— Вот это, мы понимаем, закусь! Ну, спец, с тобой точно не пропадешь!
Марина отложила себе перловки и кусок улара, собираясь скрыться в закутке. Майор-десантник, назвавшийся Борисом, остановил:
— Ты куда? Сиди с нами. Стащи ты эту чертову маску, никому мы тебя описывать не будем, слово даем. Верно, мужики?
— Верно!
Она решительно отмела их уговоры:
— У меня приказ!
Сидевший рядом с майором капитан протянул ей кружку:
— Тогда выпей с нами и тост скажи. Капрон у губ тебе позволит это сделать!
Степанова взяла кружку со страхом, но отступать было поздно:
— Я выпью за вас, мужики! Чтоб вернулись живыми к матерям, женам, детям и любимым.
Кое-кто опустил голову, а майор глухо спросил:
— Что же ты за себя пить не хочешь? Или уже мужиком себя перестал считать, попав на войну эту бестолковую?
— Я не уверен, что вернусь. Вы идете в бой в открытую, всегда на людях, а мои бои тихие, не заметные. Погибнуть я тоже могу не заметно. За вас, мужики! — Выдохнув воздух, лихо залила в себя разведенный спирт. Незаметно вздохнула и сказала: — Извините, ребята, пойду перекушу. Я сегодня только завтракал. Если засну, не заглядывайте. Силаев знает. Я на тебя надеюсь, капитан.
— Заметано, Искандер! Отдыхай! Ты сегодня хорошо поработал.
Прапорщик сгреб со стола горсть урюка и ссыпал ей в карман. Сказал остальным:
— Мужики, отрежьте парню сала с хлебом, что я, зря его с Украины вез? Искандер должен попробовать сало, приготовленное моей жинкой. — Через несколько секунд протянул бутерброд. Хлопнул по плечу: — А вот за птичку спасибо! Люблю куриц!
Борис захохотал:
— Это не курица, а индюшка! К тому же дикая!
— Не все ли равно? Птица и есть птица!
Марина скрылась в своем уголке. Задернув брезент и сдернув маску, принялась за еду. Чувствуя, как спирт, выпитый на голодный желудок, начинает расслаблять мозг. Она торопливо жевала, надеясь хоть немного ослабить действие алкоголя. Не привыкший к такому издевательству организм в пять минут стал пьяным в дупель. Степанова с трудом соображала, что она делает. Доела кусок индейки и перловку. Немного посидела, а затем попросила у гомонящих офицеров, стараясь, чтоб голос звучал трезво:
— Мужики, дайте воды!
Голос Бориса спросил:
— Может еще спиртика?
— Мне достаточно.
Сквозь брезент просунулась рука Силаева. Она узнала ее по татуировке между большим и указательным пальцами, идущую вдоль руки — “Рязань” и тюльпан. Вода была холодной и приятно остужала горло:
— Спасибо, Костя. Не в службу, а в дружбу, котелок помоешь?
— О чем разговор? Конечно помою! Давай! Ты спать?
— Устал! Да еще спирт этот! Давно не пил. Лучше лягу.
Она разделась и легла. Под шум голосов спокойно заснула. Мужчины сидели долго. Вспоминали о доме, о погибших друзьях и знакомых. Начали расходиться уже за полночь. Десантники ушли, поблагодарив за приглашение и пообещав, что “в долгу не останутся”. Осколков, которому спирта потребовалось совсем немного, чтобы свалиться, мирно спал на кровати. Фатеев и Силаев поставили кровати на место. Заметив, что старший лейтенант едва держится на ногах, более крепкий к выпивке капитан вздохнул и посоветовал:
— Отдыхай, Миша! Я тут все сам уберу.
Парень благодарно поглядел, кое-как разделся и упав на кровать, мгновенно вырубился. Константин перемыл опустевшие котелки, сложив в лоток с ароматной подливкой из мясного сока остатки перловки. Начал собирать грязную заляпанную газету с костями и крошками, чтоб выбросить. Из-под нее выскользнул листок бумаги. Плавно опустился на пол. Капитан нагнулся и вздрогнул: на него смотрело красивое лицо незнакомого парня с усами. Он поднял рисунок и поднес поближе к свету. У парня на плечах были нарисованы капитанские звездочки.
Силаев аж протрезвел. Оглянулся на спавших приятелей, затем на завешенный брезентом угол. Его подозрения начали принимать определенную форму, догадки превращались в факты. Он сходил и выбросил газету в мусорницу возле палатки. Выкурил сигарету, пытаясь привести мысли в порядок. Затем вернулся в палатку. Внимательно посмотрел на спавших приятелей. Убедившись, что они спят, он на цыпочках подкрался к брезенту и, махнув рукой на обещание, сунул голову внутрь каморки.
Сначала он ничего не видел, но мало помалу глаза привыкали к свету. Костя обмер: на постели спала девушка с обгоревшей фотографии. Правда, косы теперь не было и светлые волосы доставали лишь до плеч. Правая рука откинута в сторону, на безымянном пальце тускло светилось обручальное кольцо. Лицо разрумянилось от сна и выпивки. Ей было не больше девятнадцати. Мужчина с трудом заставил себя уйти. Поправил брезент и подошел к столу. Взял в руки карандашный рисунок. Долго всматривался в лицо незнакомца. Теперь он знал, что это погибший капитан Степанов, а юная женщина за брезентом — его жена.