Выбрать главу

– Владимил Алексеич, а как я буду ими заниматься?

Владимир Алексеевич заметил справедливо:

– Заниматься ими пока не надо. Будем лучше заниматься с пирожными. Повзрослее чуть станешь – тогда покажу.

Зинаида Павловна, поставив свой утюг на подставку для него и достав, условно скажу, из буфета, ибо совершенно не помню – имелся ли тогда в их комнате холодильник, закрытую картонную коробку с пирожными, положила её на письменный стол (в их комнате, наряду с обеденным, был и письменный /стол/; первый был в это время целиком и полностью превращён, выражусь так, в гладильный). Раскрыв коробку, Зинаида Павловна позвала меня:

– Вова, выбирай какие тебе понравятся.

Любопытствуя, я поднялся и быстро подошел к столу. Мой рост был, понятно, мал, однако я все же был выше уровня высоты стола. Привстав на цыпочки – для лучшего обозрения содержимого коробки –, я увидел, что в коробке, радуя глаз, помимо эклеров лежали и другие пирожные, некоторые из которых – подобия их – я уже раньше пробовал; пробовал, находясь, как в этот раз, так сказать, в гостях у Владимира Алексеевича и Зинаиды Павловны. Нужно поведать, что эти мои соседи сами любили пирожные, лакомясь ими, когда с чаем, когда и без него. Из-за того, что они, мои соседи, были людьми, насколько я их запомнил, трезвыми да не курящими, – излишек своих денег они тратили, например, на такую забаву.

Еще, вероятно, приятностью, только другого рода, была для них напольная шкура какого-то животного, лежавшая в их комнате на полу. Комнате их она придавала представительный вид, хотя и была уже отнюдь не новая. Шерсть шкуры – волоски ее – были желтоватого цвета, прямые /не кудрявые/, сантиметров 5 – 6 в длину. В очередной раз, приходя к соседям в гости, или, выражусь шуточно так, с визитом, я всегда любил поваляться и даже повозиться, покувыркаться на ней, этой шкуре. В этот же свой «визит» я абсолютно забыл о напольной шкуре. Я был поражен: стать сильным, ловким и непобедимым, с помощью занятий с гантелями и занятий борьбой, упомянутой Владимиром Алексеевичем.

Между тем, выбрав для себя новое пирожное, на вид красивое, я стал его поедать не без аппетита.

– И я себе возьму «корзиночку», а Владимиру Алексеевичу предоставим право выбора уже «некорзиночек», – с веселыми нотками в голосе произнесла Зинаида Павловна и взяла из коробки такое же пирожное, что и я. Владимир Алексеевич поднялся с дивана, взял какое-то пирожное и вернулся назад, приняв положение на диване – уже сидя.

– Не возражаю, – бодро, весело сказал он. Мы все втроем дружно стали лакомиться этими разного вида кондитерскими изделиями. Потом, после окончания этого «дела», каждый из нас занялся своим. Зинаида Павловна ушла с утюгом на кухню: разогревать его на плите – для продолжения своего глаженья; ну а Владимир Алексеевич стал мне несложно показывать один из приемов борьбы «Джиу-джитсу», по его словам, выражающийся в ударе ребром ладони по шее, – постучав не сильно, но, чувствовалось, жестко ребром своей ладони по верхней, задней части своей шеи. Я тут же стал пробовать этот прием – точно также – на своей шее. Почувствовав при этом неприятное сотрясание головы, я прекратил стучать себе по шее.

Побыв у соседей – не знаю сколько еще времени – и на прощание сказав им: «До свидания», – я направился к следующим соседям по квартире, в принципе также подсознательно интересным для меня, комната которых находилась в коридоре № 1. Проходя мимо входной двери в квартиру, я посмотрел на пол около нее /двери/. Здесь часто валялась различная корреспонденция, буквально падавшая внутрь квартиры из широкой сквозной прорези в неподвижной части входной двери. Изнутри прорезь была прикрыта, прибитым к двери, козырьком, сделанным, кажется, из резины. На полу в этот момент ничего не было. Не было и никого из соседей, ни в коридорах, ни в кухне. Я ради баловства, а больше – любопытства, взял в охапку из кухни табуретку, принадлежавшую нашей семье, и установил ее около входной двери, – неподвижной части ее; забравшись на нее /табуретку/, я приподнял козырек прорези и, через образовавшуюся при этом широкую щель, стал смотреть на лестничную клетку. Делал я это не впервые, надеясь увидеть когда-нибудь человека /почтальона/, который усердно «потчует» нашу квартиру непонятно-загадочными для меня тогда, из-за того, что я еще не умел читать, газетами, письмами и т. д. Но и в этот раз мне не повезло увидеть его, хотя мое наблюдение лестничной клетки не было скоротечным. Убрав табуретку на место и быстро очутившись подле двери в комнату к очередным соседям, к которым я направлялся, я точно так же постучал в дверь и дождался слова «войдите», прозвучавшего за ней. Потянув за дверную ручку одной рукой, – но дверь не открылась тут; тогда – двумя; открыв дверь, я почти прямо с порога сказал: