Нет, не горечь утраты некогда любимого человека охватывает Эсперансу, вошедшую в комнату попрощаться с покойным. Иное чувство владеет ею — возмущение. Оттого, что гроб стоит навстречу свету, льющемуся из окна, откуда тянутся цветущие ветви акаций, а у изголовья нет ни распятия, ни свечей. И все эти нарушения, отклонения от "нормы", от общепринятого, кажутся Эсперансе "богохульством, дикостью", заслоняя, отодвигая на второй план саму смерть.
Когда Эсперанса начинает вспоминать жизнь с Вентурой, то выясняется, что он не любил разделять ее светские развлечения, предпочитая работать над рукописями и проводить время с маленькой дочкой Агатой. А Эсперанса вовсе не стремилась проникнуться его интересами, для нее всегда важнее всего были внешние атрибуты жизни, следование правилам, царившим в тех обеспеченных кругах общества, где она воспитывалась. И потому, даже когда стала очевидной невозможность их совместного существования, Эсперанса противилась разводу, "чтобы не давать пищу сплетням", предпочитая жить, сохранив лишь формальные узы брака. В памяти Эсперансы одна за другой всплывают фразы из разговоров, объяснений с мужем: "Тебе никто не нужен, кроме тебя самой", "...среда, в которой ты вращаешься, словно чудовищный спрут, окутала тебя своими цепкими щупальцами и не выпускает" — и наконец: "Мы разрушаем друг друга..." Чтобы избежать, не допустить этого разрушения, Вентура, не соглашаясь поддерживать видимость благополучия там, где уже нет любви, решается на развод. В результате он теряет дочь: Эсперанса запрещает ему видеться с девочкой. И эта насильственная разлука с дочерью станет его незаживающей раной, которую не залечит ни преданная и глубокая любовь юной Пресенсии, ни рождение сына Асиса. Лейтмотивом проходит через весь роман такая деталь: хранящийся в потрепанном бумажнике Вентуры вырезанный из журнала свадебный снимок Агаты и сообщение о рождении у нее близнецов. Только эти клочки бумаги и связывали его с дочерью. Прокручивая в памяти свою жизнь с Вентурой, Пресенсия вспоминает, что Агата была "запретной зоной в его одиночестве", он страдал без нее, но предпочитал молчать об этом чувстве. После смерти Вентуры Пресенсия приходит к выводу, что он так никогда и не был до конца счастлив.
Образ Пресенсии воспринимается почти как символ любви, любви преданной, нежной и самоотверженной. Выросшая в бедном доме, рано потеряв мать и в общем предоставленная самой себе, Пресенсия не стремится ни к богатству, ни к положению в обществе. Ее умение радоваться простым вещам, воздуху, прогулкам по Мадриду чарует Вентуру, недаром он говорит о "родстве душ", о неизбежности их встречи. Любовь Пресенсии к Вентуре, открывшему перед ней иные, неведомые ранее горизонты жизни, не замыкающейся на обыденном мещанском быте, наполняет ее истинным счастьем. Но в глазах окружающих она не имеет права на это счастье, как не имеет права называть себя настоящей женой дона Вентуры. Ее преследуют недобрые взгляды соседей, их пересуды за спиной, и, хотя она мужественно и гордо старается не замечать всеобщего осуждения, в конце концов бремя страданий примет ее юный сын, безгранично уважавший отца и не подозревавший, что он "незаконный ребенок", что у отца была другая семья и жена — богатая сеньора, с которой он сочетался браком перед лицом бога. С ужасом и даже с отвращением думает юноша, стоя перед гробом Вентуры, что отныне ему придется играть в интернате роль изгоя, он лишится друзей и все будут презирать его и отпускать злые шуточки прямо в лицо. И материнская любовь Пресенсии не сможет уберечь Асиса от тех горьких испытаний, что уготовила ему жестокая католическая мораль, пропитавшая общество, не щадящая ни взрослых, ни детей.
История внутренней драмы Вентуры, вовлекающая в свою орбиту всех его близких, свидетельствует об откровенно критическом взгляде автора на лицемерный характер нравственных норм, устоев, на то, что их формальная оболочка, одобряемая католической религией, вытесняет подлинную гуманистическую суть. Писательница явно стремилась создать некий идеальный образ главного героя. Он образован, талантлив, скромен, благороден. Самому Вентуре не дано возможности высказаться, подобно прочим персонажам книги, у него нет внутренних монологов, о нем можно судить лишь по воспоминаниям других, по отдельным его фразам, звучащим в памяти разных рассказчиков. Первые же оценки, мелькнувшие на страницах романа, оброненные старыми знакомыми семьи Эсперансы, располагают к дону Вентуре: "Деликатнейший человек, но несколько эксцентричен... Очень умен, исключительная личность... в наше время нельзя быть таким, и, уж во всяком случае, ему не следовало жениться на Эсперансе". Знаменательно, что в воспоминаниях таких разных женщин, как холодная и самовлюбленная Эсперанса, оскорбленная уходом Вентуры, и нежно-заботливая Пресенсия, готовая все принести в жертву ради счастья и спокойствия мужа, моделируется, в общем, облик одного и того же человека. Человека, бесконечно уважавшего чужое достоинство и наделенного таким особенным свойством, как неистребимое стремление к созиданию:"Он обязательно должен был что-нибудь создавать — жизнь, будущее, законы, утопии..." Все знавшие дона Вентуру отмечают таившуюся в нем привлекательность для других, некое поле притяжения. Пресенсия, воскрешая в памяти первую услышанную ею лекцию профессора Вентуры, называет ее необычной, так как он предлагал студентам размышлять вместе с ним, не преподносил свод готовых правил и поучений, а вызывал аудиторию на диалог. Он хотел, чтобы молодые сами делали выводы "о смысле жизни, о культуре..." Непосредственно же теория профессора Вентуры о взаимосвязи математики и жизни, которую он разрабатывал в своих трудах, остается смутной, непроясненной, и читателю в общем сложно проникнуться верой в необычайную одаренность героя как ученого. Но, безусловно, сам его подход к преподаванию в университете привлекателен и даже в определенной степени революционен для того времени, поскольку пробуждает в молодежи самостоятельность мышления.