— В четыре часа я...
— А!
В четыре... В четыре часа Фройлан, наверное, собирался пойти туда. Она почувствовала любовь к мужу. Испытывала признательность за то, что он собирался пойти проводить ее отца в последний путь от ее имени. (Через него она как бы возвращалась к нему. Спасибо.)
"Фройлан почему-то вызывал раздражение у мамы. Возможно, потому, что она расстроена".
Машина тронулась с места. "Мои девочки". Она рвалась к ним, чтобы поскорее осыпать их поцелуями, пусть даже на нее рассердится за это немка.
— Да, я совсем забыл. У меня есть кое-что для тебя.
Кровь прилила к его голове. Слова сами собой вырвались у него... "Не обманывай себя, Фройлан, ты не забывал об этом ни на минутку. Ты ни о чем другом не думал. Что тебя сдерживает?" Он протянул ей журнальные вырезки.
Фройлан обещал самому себе — а мысленно и матери — ничего не говорить. Он сжал челюсти и вцепился руками в руль, чтобы не обернуться к ней и не сказать:
— Агата, милая моя... Твой отец хранил это с любовью, всегда носил при себе, в нагрудном кармане. То, что он оставляет тебе, — свидетельство его нежности, тоски и постоянных мыслей о тебе.
Забудь... Прости! Сохрани в себе все то хорошее, что в нем было.
Агата замерла, склонившись над фотографиями.
— Кто тебе их дал? Откуда они у тебя?..
Фройлан посмотрел на нее. (Если я сейчас обниму тебя, все пропало. Обними я тебя, скажи все, что думаю, тогда правой окажется твоя мать: возможно, нельзя таким образом отнимать у нее одного, чтобы вернуть другого... Не смотри на меня такими скорбными глазами. Пусть не дрожат твои губы, как у наших девочек, когда они хотят расплакаться.)
— Мне дала их та женщина для тебя.
Рука ее опустила журнальные вырезки на юбку.
— Ничего не бывает бесконечно плохо, Агата. Нельзя считать, что все хуже нас. Она очень хорошо относилась к твоему отцу. Любила его.
Он увидел, как Агата снова взяла журнальные листки и отвернулась к окошечку, чтобы он не увидел ее лица. "Ей свойственно целомудрие. У меня целомудренная жена".
И он понял, что любил в ней это целомудрие, хотя оно еще и не приносило должной радости.
XVIII
Он сидел у балкона и писал. Я заглянула к нему в комнату и сказала: "Я пойду вниз за клубникой", а он махнул мне рукой... Я поднималась по лестнице, когда заметила его на балконе: он перегнулся через него, пытаясь разглядеть меня...
(Я не лгу тебе, сын мой. Не приукрашиваю. Я говорю тебе правду.)
— ...Потому что я сказала ему "Вентура", и он откликнулся: "Входи". Ты же знаешь отца: он всегда сожалел потом о каждом своем нетерпеливом жесте, о каждом скупо произнесенном слове.
Я купила клубнику, поговорила минутку с Сервандо. Он спросил у меня: "Когда приезжает сын?"
А потом я спустилась к площади Орьенте, оттягивая время, чтобы снова не побеспокоить отца. Я уже поднялась на последнюю ступеньку, когда увидела его, склонившегося над балконом.
Вечер был беззвездный, и он, наверное, не мог различить меня в сумерках и поэтому перегибался через него...
( — Разве и в этом ты не виновата невольно?)
— Все произошло в один миг. Он упал, я даже не осознала сразу.
Наконец Асис расспрашивал ее. Он сидел в зеленом кресле. Носилки скрывали от его взгляда гроб. И спросил, глядя на цветы акации:
— Как это произошло?
Голос его ломался. Мутация наступила у него перед отъездом в коллеж. Но не просто ломался, а срывался, звучал хрипло. Слезы уже не увлажняли его голос, которые он мог долго, молча сдерживать. Только откашливался после того, как что-нибудь произносил.
Пресенсия тоже не смотрела на сына. Она понимала, что ему этого не хотелось, иначе бы разговор лишился своей искренности. Она старалась сдержать волнение, сохранить спокойствие, сидя в кресле и сложив руки на складках своей юбки.
— Сначала он потерял сознание. Но потом открыл глаза и увидел меня. Его голова лежала на моей руке. Я заговорила с ним. И сказала ему, что пришла "скорая помощь". Все полтора часа, пока он находился в пункте "Скорой помощи"...
Асис не спросил: "Понимал ли он, что умирал?" А обернулся к ней и посмотрел: в его глазах застыл немой вопрос. Она встретила его скорбный взгляд и не отвернулась.
— Я попросила дежурного врача послать за священником. Мне было все равно, за каким именно, лишь бы он оказался поблизости. Пришел францисканец. Позже он придет сюда и сможет рассказать тебе все о самых последних минутах, потому что он был рядом с твоим отцом, когда тот умер.
(Ты ждал утешения от меня, ты хотел, чтобы я на свой лад успокоила тебя насчет его смерти. Дала тебе понять, что не могла находиться с ним в той комнате. Ты хотел сказать: "Если бы ты находилась рядом с ним, мать, ему не смогли бы отпустить его грехи". Даже через века я никогда не простила бы тебе этой минуты, Асис. Хотя ты мой сын...)