И оглушительно чихнула.
Тот вздрогнул и выронил буклет.
Его огромная непричесанная борода топорщилась во все стороны, напрочь скрывая лицо.
— Очень приятно, — невнятно пробормотал он.
Борода дрогнула и поползла ему на грудь. Он нервно схватился за нее рукой, затянутой в скрипучую лайковую перчатку.
Я чихнул тоже.
Ждать в темноте музейного зала мне пришлось недолго.
— И снова здравствуйте, — сказал я. — Я же предупреждал вас о присохшем клее. А постижерная смесь очень плохо ложится на свои же остатки.
Робот замер, выронив из манипуляторов накладную бороду.
— Тем более что вас надули, — продолжил я. — Вам продали бороду из запасников местного драматического театра рептилоидов. А у тех аллергия на синтетику и волосы гуманоидов. Вот и делают из кошачьей шерсти.
Робот как-то совершенно по-человечески вздохнул.
— Я так и знал, — печально сказал он. — Я так и знал, что у нас ничего не получится. Я же ей говорил!
— Не надо, Вольфганг, — вдруг прозвучал за моей спиной мелодичный голос.
Я вздрогнул и обернулся.
Уникальный, невероятный, замечательный, великолепный — и все прочее в высшей степени — экспонат медленно стекал со своего постамента, переливаясь всеми цветами радуги.
— Это была только моя идея, — сказал он. Или… она?
— Миссис… Жижка? — прохрипел я.
— Надеюсь, ненадолго, — ответила она. — Сколько требуется времени, чтобы пропавшего признали умершим?
— Человека — двадцать лет, но жижоида… я не знаю, не в курсе межпланетного права по таким вопросам. Да какого черта! Что вы тут делаете?
— Экспонируюсь, — она сделала то самое движение, которое я когда-то идентифицировал у мистера Жижи как пожатие плечами. Но у нее оно выглядело… элегантнее?
— Хорошо, будем продвигаться чуть медленнее, чем я планировал, — согласился я. — Какого черта вы экспонируетесь?
— Мадам, я не могу позволить, чтобы вы пострадали, — вмешался робот. — Я возьму всю вину на себя.
— Вольфганг, погодите. Молодой человек, вы знаете, кем я была до брака?
— Ну-у… — я замялся. — Порнозве… снимались для мужских журналов.
— Верно. А знаете почему?
— М-м-м… Деньги?
— Отчасти. Поначалу. Я же когда-то была балериной. Не смотрите так, — грустно рассмеялась она. В тишине зала словно рассыпались хрустальные шарики. — У нас тоже есть балет.
— Извините, — пробормотал я, представив балет жижоидов и содрогнувшись от столь ужасных видений.
— Я была балериной, но травма… А жить без сцены…
— Порножурналы, — вернул я нить беседы.
— А это тоже сцена. Почему нет? Это тоже искусство! Если можно красотой сделать кого-то счастливым хотя бы на пару секунд… А разве я не красива?
— Вы невероятны! — восхищенно пробормотал робот.
— А муж запретил вам это? — догадался я.
— Вы же были у нас дома, — грустно сказала она. — Он запретил мне все.
— И вы решили сбежать? Таким образом? Вы что, думаете, что ваш собственный муж не признает вас тут? Голой?
— Мадам не голая! — возмущенно воскликнул робот.
Я сделал ему знак замолчать.
— Не надо, Вольфганг, — сделала она успокаивающий жест. — Он не обязан разбираться в нашей одежде. Мой муж ненавидит искусство. Он никогда не увидит меня.
— А его… друзья? Ваши сородичи?
— У нас в мире нет скульптуры. А мои сородичи мало интересуются тем, чего нет в их мире.
— Но если вдруг?
— Поживем — увидим, — вздохнула она.
— Я должен отвести вас к вашему мужу, — сказал я.
— Но…
— Но?
Ее голос меня завораживал. Мне почему-то вспомнился несчастный гномий оркестр в стене.
— Вы еще стоите здесь и разговариваете, а не тащите меня к нему. Значит, есть какое-то «но». Но?
— Но я не знаю, — честно признался я.
Она снова поднялась на пьедестал.
— Скажите, разве это плохо? — спросила она, приняв позу. Это было похоже на радужный гриб-трутовик.
— Я ничего не понимаю в современном искусстве, — ответил я.
— А в красоте? — мягко спросила она. — Вы же не можете ничего не понимать просто в красоте?
— Я не знаю.
Она перетекла в скульптуру женщины с веслом.
— А так?
— Возможно, — согласился я.
— Вы ничего не понимаете в красоте, — подтвердила она. — Первый вариант был гораздо лучше.
Мистер Жижа недавно снова женился. Как оказалось, в двадцатый раз. По бывшей жене он горевал ровно неделю — до тех пор, пока не обнаружил, что кто-то взломал бульдозером стену его дома и выкрал гномий оркестр из двенадцати персон и старого робота-дворецкого.