Я вижу, как слезы катятся по щекам девочки, переполняют счастливые глаза, устремленные в высокое прозрачно-голубое небо. Мне кажется, там, высоко-высоко над густой листвой дубов, Великий Создатель вместе со мной наблюдает за картиной человеческого счастья.
Я должна идти. И так опаздываю уже минут на двадцать. Меня ждет Йоси – завуч по воспитательной части. Ладно, это же Израиль. Можно опоздать. Полчаса – не страшно. Но ведь еще надо успеть в научную лабораторию, где делают спутник.
Дети совокупляются. Какой к черту спутник! Целуются... Вдруг девочка отстраняется:
– Лешка! Нам же надо идти к Йоси! Там журналистка какая-то приезжает. Помнишь, он просил вчера вечером, чтобы мы рассказали об интернате для израильской газеты?
– Точно! С десяти до половины одиннадцатого Йоси сам с ней беседует, а потом – мы.
– Пойдем. Как он там говорит: «Точность – вежливость королей»?
Дети встают, внимательно осматривают друг друга, весело смахивают прилипшие травинки. Девчонка приглаживает Алешины золотые кудри.
«О господи! – спохватываюсь я. – Это же я журналистка из израильской газеты! А Йоси, оказывается, любит точность». Мне невыносимо хочется подойти к ним и сказать: «Продолжайте, я еще не пришла, и у вас есть как минимум полчаса», – но это совершенно невозможно.
Дети выходят на аллею, и я понимаю, что мне нужно просто идти за ними, потому что они выведут меня к Иоси.
Сцена их любви невероятно взбудоражила меня. Хочется, чтобы Гера немедленно, сию секунду оказался здесь, рядом со мной! Здесь, в этой тенистой аллее.
Достаю кассету с нашим единственным телефонным разговором, который я записала в гостинице в Москве перед моим отлетом в Израиль. Эта кассета со мной все десять лет. Как талисман...
– Гера, ты когда-нибудь прыгал с парашютом?
– Да. Четыре года назад.
– Впервые в сорок три года?
– Да.
– Сумасшедший. Это же опасно.
– Наверное. Если честно, меня предупреждали. Но все прошло благополучно.
– Как это было?
– Невозможно передать словами. Раннее утро. Открывается узкая дверь самолета. Ты выходишь на клепаную подножку в пятнадцать сантиметров. Далеко-далеко внизу малюсенькие домики – спичечные коробки в молочной дымке.
– Тебе не было страшно?
– Было. Конечно было, но я быстро справился с этим, чтобы насладиться полетом. А когда надо мной раскрылся парашют, я вообще забыл обо всем и просто парил над землей. Я думал, что уже никогда не испытаю ничего нового в этой жизни. Это словно запах первого снега. Взрослые люди ничего не замечают. Они привыкают к жизни. Не замечают, как пахнет весна, как пахнет лето...
Хорошо, что мне не нужно искать дорогу или спрашивать об этом, а можно спокойно следовать за влюбленными и слушать густой бас Геры. Спокойно?
– А потом земля! Мы прыгали в сентябре над вспаханным полем. Прекрасное чувство, что ты вновь на земле и все окончилось благополучно. Мне хотелось схватить парашют и вновь бежать к самолету, чтобы опять прыгать.
...Дети входят в двухэтажное здание. Снимаю наушники, убираю диктофон, останавливаю симпатичную девушку, спрашиваю, где здесь туалет. Надо умыться, чтобы прийти в себя.
Хорошее начало! Холодная вода освежает лицо, помогает привести в относительный порядок растрепанные мысли. Опоздала на полчаса. Нормально для Израиля...
Кабинет Йоси небольшой, но очень уютный. Фотографии выпускных классов на стенах, смешных кареглазых карапузов – на столе. Карапузы – Йосины сыновья, одному – два года, другому – пять. Оба родились в интернате. А Йоси родился в Белоруссии. Его привезли в Израиль шестилетним ребенком.
С первого взгляда понятно, что Йоси – прирожденный педагог. Тот Учитель с большой буквы, которого так не хватает подросткам. Он рассказывает об интернате, о ребятах, которых привезли год назад из СНГ, а я думаю: если бы рядом с каждым подростком был такой Йоси, то на земле не осталось бы плохих людей.
– Когда этих детей привезли сюда, они никому не верили. Никому...
– Почему?
– Не знаю. Наверное, так было в их прежней жизни. Взрослые говорили одно, а делали другое. И дети думали, что так должно быть, и тоже, когда приехали, говорили одно, а делали совсем другое.
– А теперь?
– Спросите у них. Они сами все расскажут. Сейчас я вас познакомлю с двумя отличниками: парень и девушка. А потом погуляете по интернату и можете поговорить, с кем захотите.
– А почему вы выбрали для разговора именно этих воспитанников?
– Они у меня были самые трудные год назад... – Йоси задумывается, словно вспоминает прошлое. – Не знаю, стоит ли теперь об этом писать. Все позади. Если только спросить у них разрешение... Алена через месяц после приезда сбежала из интерната. Не хотела учиться, избила девочку, с которой жила в комнате.
– Из-за чего?
– Девочка обвинила ее в воровстве, сказала, что Алена украла у нее золотую цепочку с подвеской. Потом оказалось, что она забыла ее в семье, где проводила выходные.
В кабинет стучат.
– Войдите.
Наконец я вижу их совсем близко. Этих влюбленных детей. Они такие разные. Алеша статный, высокий голубоглазый блондин. Алена маленькая, но невероятно ладная. Черные глаза, черные прямые волосы до плеч.
– Знакомьтесь.
– Алеша? – подаю я руку парню.
– Откуда вы знаете его имя? – удивленно смотрит на меня Йоси.
– Просто назвала наугад первое, что показалось мне подходящим для этого юноши.
– И угадали... – Его рукопожатие крепкое, властное.
Ручка Алены маленькая, но тоже сильная. Они по-прежнему светятся счастьем – эти два взрослых ребенка. Картина их недавнего совокупления вновь встает у меня перед глазами.
– Может, вы меня откуда-то знаете? – спрашивает Алеша, по-своему расценив мою задумчивость.
– Нет. Просто любуюсь вами обоими. Вы очень красивые.
– Спасибо. Пойдемте, мы покажем вам наш дом.
– С удовольствием.
Замечаю едва скрываемый восторг в глубоких карих глазах Йоси. Дом. Это действительно их Дом.
– Сколько у нас времени? – спрашивает Алена.
– Все время, что есть в мире, – отвечаю расхоже израильской поговоркой.
– Это хорошо. А если серьезно? – Алена може сказывать про интернат бесконечно.
– В три часа мне нужно быть в Хайфском Технионе, в лаборатории, где делают спутник.
– Невероятно! Какое везение! – Алеша восторженно смотрит на меня.
– Почему?
– Мне тоже нужно быть сегодня в этой лаборатории, а у нас никто не едет в Хайфу до обеда. Возьмете меня с собой?
– Конечно. Ты мне и дорогу покажешь. Ничего, что я на «ты»?
– Да, так даже лучше.
– Зачем тебе в лабораторию?
– Он там подрабатывает бесплатно.
– В смысле?
– Алеша хочет заниматься космонавтикой. Он и документы подал на аэродинамический факультет. Послезавтра сдает психометрический тест.
– Там высокий проходной балл?
– Очень высокий. Если не поступлю, осенью пойду в армию.
– Поступишь! Кого же еще принимать, если не такого отличника, как ты! Знаете, как он разбирается в астрономии! Бредит звездами! Он и мне о небе рассказывает. Вот если бы вы ночью приехали, я бы вам показал, где какая звезда живет, как она называется. А еще лучше, поедемте с нами в следующие выходные в пустыню Негев. У нас экскурсия от интерната. Там такие звезды огромные и близко-близко над песками! – Алена тараторит без умолку, не отпуская Алешиной руки.
– Я видела звезды в Негеве... – Не удержавшись от нахлынувшей волны тепла, провожу ладонью по шелковистым смоляным волосам Алены. – Правда, мне никто не рассказывал, как они называются и где живут.
– Ну вот видите, а мы расскажем. Нужно лечь на землю и смотреть в небо долго-долго.
– И рассказов хватит на всю ночь?
– На много ночей! На всю жизнь...
Тяжелая, невыносимая грусть пыльным облаком опускается на мои веки.
Выходим из здания в залитое солнцем пространство интерната. Голубая вода бассейна искрится в радужных лучах. Из глубины деревьев доносятся звуки электрогитары и неровные юношеские голоса: