Выбрать главу

Она плавно спустилась еще на несколько ступенек и опять замерла.

- Сударь,- произнесла она, обращаясь прямо к Петру,- надеюсь, у вас хватит такта, чтоб.. на сей раз не встречать мою дочь. Потому что если вы это сделаете, может случиться, что вы, несчастье Страмбы, вместо моей дочери дождетесь еще одного связанного и испачканного нечистотами солдата.

- Не хотела бы я видеть, как ты останешься на бобах, Петр! - вдруг взвизгнула своим пронзительным голоском Бьянка.- Madonna mia, вот это будет конец! Ты, болван, зря протираешь подошвы, попомни мои слова! Тебе придется еще хуже, чем засранцу Гамбарини.

Было видно, как на последних словах своей безумной спутницы вдовствующая герцогиня рассердилась и дернула ее за руку: она явно все еще симпатизировала Джованни, несмотря на его поражение. Потом она гордо и величаво прошла, словно проплыла, до самой двери и покинула зал заседаний, после чего Петр встал и произнес следующее:

- Выходит, я странный господин и несчастье Страмбы. Пожалуйста, господа, те, кто с этим мнением герцогини Дианы согласен, поднимите руки.

Ни одна рука не пошевелилась, более того: судьи спрятали свои руки, кто куда только мог, один за спину, другой на них сел. Джербино прикрыл их своей длинной бородой, так что если раньше казалось, будто герцогиня - безногая и плывет на облаке, то теперь члены Большого магистрата выглядели безрукими.

- Странный господин, несчастье Страмбы,- повторил Петр, не сознавая, что этим повторением дает всем понять, как прозвища, которыми его наградила вдовствующая герцогиня, обижают и сердят его.- Следовательно, несчастьем Страмбы был не capitano, в бытность которого вся Страмба жила в страхе и ужасе, от чего именно я, странный господин, вас избавил; несчастьем Страмбы, следовательно, был не Джованни Гамбарини, да будет проклято имя его, против которого восстала Страмба, избрав на его место меня, а я, странный господин, который не вправе даже встретить свою невесту! Ну что же, я не буду упрямиться и откровенно признаюсь, что начало моего правления было неудачным и последнего события, то есть ареста принцессы Изотты и кардинала Тиначчо в Перудже, нельзя было допустить. Но бессмысленно рыдать над пролитым молоком; этот инцидент есть следствие того, что я твердо и неуклонно придерживался только своего единственного и верного понимания принципа справедливости, разума и правды; все можно было бы уладить быстро и просто, без оскорблений, упреков и взаимных обид, если бы в казне для подобных непредвиденных случаев нашлись бы соответствующие резервы. Вы, господа, умыли руки, так что неумытым среди вас остался один я, странный господин и несчастье Страмбы; только кто же несет ответственность за эту пустую казну, я или вы? Свой титул я получил несколько недель назад, в то время как вы, во всяком случае большинство из вас, сидите здесь уже долгие годы; как же вы могли допустить, чтобы государственные финансы оказались в таком состоянии, когда единственным источником дохода остаются евреи, младенцам которых разбивают головы о стенки? Зачем вы здесь, о чем печетесь, что решаете, о чем совещаетесь, для чего произносите речи? Ну так вот, господа, теперь дела государственных финансов Страмбы я возьму в свои руки и клянусь, что за полгода казна будет полна.

Он ударил по колокольчику, что являлось сигналом страже, стоящей внизу на лестнице, чтобы она построилась. После чего продолжил медленно и тихо, отчетливо произнося каждый звук:

- Дон Тимонелли, бедняк, обнищавший из-за закупки дешевых дубленых кож, которую произвел римский банкир Лодовико Пакионе, я спрашиваю вас, какие налоги вы платите?

Дон Тимонелли, ошеломленный такой неожиданной дерзостью молчал, облизывая губы.

- Ну же! - сказал Петр.

- Я плачу государству,- ответил дон Тимонелли,- плачу государству, как все граждане Страмбы, одинаковую для всех плату за свои дома.

- Сколько у вас домов?

- У меня, Высочество, многочисленная семья, шестеро детей, из них четыре замужние дочери и четырнадцать внуков, а потому...

- Я не спрашиваю вас, сколько у вас детей и внуков, я спрашиваю, сколько у вас домов?

- Шесть, с вашего разрешения, Высочество.

- Включая двухэтажный дворец напротив ворот Сан-Пьетро?

- Да, включая и его, Высочество.

- А сколько платите?

- Как я уже сказал. Высочество, я плачу, как и все, с каждого дома десять цехинов в год.

- То есть шестьдесят цехинов?

- Да, шестьдесят.

- Независимо от размера этих домов?

- Таков обычай в Страмбе, Высочество, и так установлено законом еще с тех пор, когда Страмба была маркграфством.

- Таким образом, бедняк, владелец жалкой лачуги в два оконца, платит за нее такой же налог, как и вы за свой дворец?

- Вносит, вернее, должен вносить, но тут всегда имеются затруднения, потому что граждане платят неохотно.

- Ну, так я отменяю этот странный закон и предлагаю ввести новый, по которому налог с дома будет зависеть от количества окон: один цехин за окно. Тогда бедняк, у которого в доме два окна, будет платить не десять, а только два цехина в год, а вы за один свой дворец, в котором, как я полагаю, не меньше сорока окон, будете вносить не менее сорока цехинов, и так - за все дома столицы. Этот закон будет иметь обратную силу, и за весь текущий год тем, кому по этому новому закону надлежит заплатить меньше десяти цехинов, наде будет деньги вернуть. У вас есть какие-нибудь замечания?

Очкастый молодой человек, Мачисте, робко поднял руку.

- Ну, говорите,- сказал Петр.

- Новый закон,- произнес молодой человек Мачисте,- который Ваше Высочество намерены ввести, конечно, беспредельно справедлив, но...

- Какие могут быть "но"? - спросил Петр.- Если это справедливо, то все в порядке.

- Да, конечно, все в порядке, но я опасаюсь, что это обойдется слишком дорого,- предположил Мачисте.

- Дорого? Для кого?

- Для государственной казны,- сказал Мачисте,- потому что, если Ваше Высочество обратили внимание, я хочу сказать, если бы вы внимательно осмотрели улочки, из которых состоит весь наш город, вы бы заметили, что большинство страмбских домов, скажем, девяносто пять процентов, имеют меньше десяти окон, а такой дом, как у синьора Тимонелли, с сорока окнами, как вы изволили предположить, это исключение. Так что, если придется всем гражданам, имеющим дома, в которых меньше десяти окон и которые, следовательно, заплатили десять цехинов, вернуть их деньги, то для государственных финансов это будет не спасение, а, как раз наоборот, неприятный и прискорбный, а если иметь в виду сегодняшнюю ситуацию, то и смертельный удар.

Озадаченный Петр с минуту молчал.

- С неохотой отказываюсь я от своего предложения,- сказал Петр,- хотя оно и справедливо. Но при всей своей справедливости, как видно, это противоречит основной цели - обогатить государственную казну, поэтому уполномочиваю вас, секретарь, чтобы по возможности в самый короткий срок вы подготовили детально разработанный новый проект, такой, чтобы основная моя идея - прижать владельцев доходных домов - была сохранена и чтобы бедняки почувствовали облегчение, а казна разбогатела.

- Я так и поступлю. Высочество,- отозвался Мачисте и что-то усердно начал заносить в записную книжку.

- Но на этом мой увлекательный диалог с доном Тимонелли не окончен,сказал Петр.- И я вас спрашиваю, какие еще налоги, кроме этих шестидесяти золотых монет, вы платите ежегодно?