- Молитесь, капитан,- проговорил Петр.- Я на самом деле не знаю, как при этом ведут себя алхимики и какие меры предосторожности предпринимал мой отец, когда изготовлял свое первое и последнее золото. Может, все обойдется, но вполне вероятно, что произойдет нечто ужасное.
- Тогда перестаньте болтать и работайте, лучше уж знать, каковы наши дела,- сказал капитан.
Петр швырнул шарик в тигель. Он тут же растворился,-обратясь в облачко дыма.
- Отойдите подальше,- предупредил Петр и взял капитана под мышки, чтоб отвести его в глубь кузницы.
Даже издали было видно, как за очень короткое время, может, за минуту или за две, гладь расплавленного свинца задрожала, будто желе, а успокоившись, постепенно начала, капля за каплей, оседать, оставляя стенки тигеля девственно чистыми. Вместе с тем горн, казалось, вроде бы стал остывать.
- Saperlipopette! - воскликнул капитан, стуча зубами, поскольку заметно похолодало.- Этот ваш свинец вроде как испаряется, Петр!
- Естественно,- ответил Петр.- Он должен испаряться, когда превращается в золото, потому что золото тяжелее свинца.
Он пошел было к мехам, чтобы раздуть угасающее пламя, но не дошел.
- Прочь! - возопил он, прикрыв уши обеими ладонями, и помчался к дверям.
Огонь в горне вспыхнул и погас, будто его залили водой, и одновременно в кузнице сделалось страшно холодно.
Оба оконца сперва побелели как мел, а потом и вовсе перестали пропускать дневной свет; в наступившей темноте Петр ногой вышиб двери кузницы и выскочил вон; следом за ним, глухо воя, ринулся и капитан д'0берэ. Но и на улице тоже сделалось так холодно, как в сладкой Италии не было никогда со дня сотворения мира. Кузнец, до этой минуты стороживший кузницу на лавочке, обратился в бегство, бросился очертя голову в кучу соломы и зарылся в нее.
- Marchez! [Марш! (фр.)]- прикрикнул капитан на Гино и Пуччо, примерных солдат, которые все еще стояли на своих местах у окон кузнечной мастерской. Они с радостью послушались и дали тягу, причем Гино, кому холод проник в бронхи и затронул их, страшно раскашлялся и сплюнул. Слюна замерзла на лету и, упав, покатилась с дробным стуком.
Петр с капитаном, закутав головы в плащи, скакали, и топали ногами, и прыгали, и танцевали сальтареллу, и приседали, а мороз валил из кузницы по-прежнему, все обволакивающий и такой плотный, что его можно было резать. Бочка с водой, стоявшая у наковальни, треснула, один из обручей, сорвавшись, вылетел за ворота, будто пущенный из пращи, а другой угодил в кожаные мехи, которые лопнули и со стеклянным звоном грохнулись наземь.
Но поразительный феномен прекратился так же неожиданно, как и начался. Плясавшие Петр и капитан вдруг почувствовали, что им жарко, остановились и высунули головы из плащей. Снаружи и впрямь стало опять приятно и тепло, как и надлежит быть в этих краях в это время года. Изнутри промерзшей кузницы хотя и тянуло холодом, как из погреба, но далеко не таким, от которого отмерзают нос и уши. Кузнец, закопавшийся в солому, осторожно попытался сесть. Петух, застигнутый волной мороза как раэ в тот миг, когда вскочил на курочку, встряхнулся и деловито закончил начатое дело.
Капитан и Петр с оглядкою вошли в кузню.
Дневной свет, проникший через оттаявшее окно, был слаб и тускл, но достаточен для того, чтобы разглядеть вещество, оставшееся в тигле,- хотя оно и убыло почти наполовину, но стало ярко-желтым и блестящим.
- Золото,- в испуге прошептал капитан д'0берэ, дергая себя за ус.- Это и впрямь будто золото.
- Да, это как золото,- сказал Петр.- Наш император, разбиравшийся в подобных делах, уверял, что это настоящее и не фальшивое золото, но мой отец был совершенно убежден, что это - нечто лучшее и более ценное, чем золото, однако я не хочу изменять своему убеждению, я считаю, что это - уплотнившийся, окрашенный в желтый цвет свинец. Впрочем, теперь это несущественно. Этого никто не сумеет доказать, а для того, чтобы прищучить Джованни Гамбарини и поступить с ним так же, как он хотел поступить со мною,- для меня все средства хороши. Однако в следующий раз надо действовать осторожнее.
- В следующий раз извольте играть в эту игру один, s'il vous plait [пожалуйста (фр.). ],- сказал капитан.
Упрятав тигель в кожаный мешок, где они раньше хранили дробь, путники заплатили кузнецу на четыре скудо больше, чем договорились, чтоб возместить ущерб - лопнувшую бочку и приведенные в негодность мехи, и по тихой бурой равнине снова двинулись по направлению к Риму. Капитан ехал молча; молчал и Петр, вспоминая слова отца, ибо в его тогдашнем описании не содержалось ни намека на то, что во время превращения свинца в золото происходит нечто столь же удивительное и уму непостижимое, как внезапный и резкий налет немилосердной стужи; помнится, пан Янек с братом Августином с близкого расстояния наблюдали за тем, как цвет жидкости в тигле переходит из серого в золотистый, и это явление потрясло брата Августина настолько, что его хватил удар.
Капитан, очевидно, тоже размышлял о недавних событиях, потому что вдруг спросил:
- Но откуда, ventre-saint-gris, взялся этот холод?
- Не знаю,- ответил Петр.- Если допустить верность одного объяснения, которое мне приходит в голову, то из него с необходимостью следует вывод, что вещество, полученное нами сегодня,- всамделишное золото, а вовсе не окрашенный в желтый цвет свинец.
- Какое же это объяснение? - спросил капитан.
- Мы довели наш свинец до температуры плавления,- начал Петр.- Но температура, при которой плавится золото, много выше. Поэтому, когда расплавленный свинец стал превращаться в расплавленное золото, оно, чтобы хоть некоторое время удержаться в жидком состоянии,- по-видимому, это необходимо,под ударами Философского хлыста сразу вобрало в себя все тепло из ближайшего окружения. В следующий раз мы должны будем нагреть свинец много больше,- по крайней мере, до температуры плавления золота.
- Я вам уже сказал, mon petit [мой мальчик (фр.).], что в следующий раз вам придется манипулировать с этим одному,- отозвался капитан, оттирая свой подмороженный нос.- Жить рядом с вами - чересчур рискованно, даже на мой вкус, и разумнее будет, если для себя лично я сведу эту возможность до минимума.
Они проехали мимо стада пасущихся буйволов, которые, высунув из болотных зарослей свои рогатые морды, прекрасными, спокойными глазами глядели им вслед.
- А если это на самом деле так, как я думаю,- довел до конца свои рассуждения Петр,- то тут и впрямь нет никакого мошенничества, выходит, и отец, и император были правы.
Из робко допущенных им предположений со всей неотступностью напрашивался следующий непреложный вывод: какие чудеса и какие благодеяния он, человек одаренный, способный, наделенный разносторонними талантами и к тому же - такой благородный и честный, что здесь с ним никто не сравнится,- ведь даже герцоги с признательностью говорят о нем, как о личности, благословенной свыше,совершил бы, до каких высот поднял бы растерянное и страдающее человечество, если бы только знал, ах, если бы только знал, куда его незадачливый отец спрятал основное ядро своего Философского камня.
BAGATELLA[Пустяк (ит.).]
Солнце уже садилось за Монте Марио, когда Петр с капитаном д'0берэ и двумя солдатами добрались до Рима; в густеющих сумерках бесчисленные дворцы и соборы, развалины, дома и лачуги, заполнявшие долину между семью древними холмами, постепенно уже начали сливаться в нечто единое, подобное огромному черному кристаллу, пронизанному крошечными сияющими точками - огоньками уличных фонарей и факелов, лучин, восковых свечей и лампад, проникавших через незавешенные окна; в то же самое время на юге еще вырисовывался розовый, словно пастелью написанный пейзаж, контур Альбанских гор, а на севере в лиловом зареве заката виднелся изгиб Сабинских гор. Над этим великолепным зрелищем римских сумерек гудели, шумели и звенели голоса трех сотен римских колоколов; возможно, это был благовест, хотя для благовеста было уже слишком поздно и звонили, очевидно, в честь чего-то необыкновенно радостного и славы Божьей достойного - может, новой победы войск Его Святейшества над непокорной Венецией или временного перемирия, заключенного с ней, а может, какого иного, для христианского мира благоприятного события.