Голова гудела, перед глазами плавали фиолетовые пятна. Надо бы попросить Лизавету, чтобы сварила ему крепкий кофе и дала таблетку аспирина. Нет, лучше сразу две таблетки. Он уже открыл рот, чтобы позвать Лизавету, когда взгляд его сфокусировался на коробке из-под обуви. По позвоночнику побежал холодок, в животе заныло.
Нет больше никакой Лизаветы, он сам ее вчера выгнал – между прочим, за дело! После того что она сотворила, убить ее было мало, а он не убил, он всего лишь вышвырнул ее на улицу. В ночь, в двадцатиградусный мороз…
Холодок со спины переполз на затылок. Морщась от боли, Макс встал. Ерунда! Эта маленькая дрянь не заслуживает жалости. Она его не пожалела, не задумываясь, уничтожила его хрустальный народец. Так что плевать, что ей некуда податься. И на то, что у нее нет перчаток, тоже плевать. Переночует где-нибудь в подворотне или на вокзале. Ей не впервой…
А ему нужно в душ, и как можно скорее. Сначала горячая ванна, потом ледяной душ. Да, только так, иначе он свихнется от головной боли.
Макс лежал в ванне и старался ни о чем не думать. Ни о чем не думать не получалось.
…Она просто притягивает к себе неприятности, у нее такой особенный талант – создавать проблемы! А на дворе двадцать два градуса мороза, он случайно посмотрел на градусник. Да, чисто случайно отогревал дыханием заиндевевшее стекло, чтобы чисто случайно увидеть, что красный столбик подкрадывается к цифре «двадцать три».
Макс чертыхнулся, сделал воду погорячее, словно это ему самому довелось провести ночь на двадцатиградусном морозе.
Зачем она так поступила?! Разве он плохо с ней обращался? Сколько раз он спасал ее никчемную жизнь, рискуя собственной, между прочим. Она забыла! Правду говорят о короткой девичьей памяти. А еще говорят, что нет страшнее зверя, чем обиженная женщина.
Э куда его понесло! Макс с головой ушел под воду. Того и гляди он додумается до того, что она обиделась. А на что ей обижаться? На то, что за глаза он называл ее убогой и слабоумной? А стоит ли на такое обижаться? Макс вынырнул, раздраженно фыркнул. Если бы кто-то, пусть даже не слишком близкий, назвал его убогим идиотом, он бы обиделся?
Да ну, ерунда какая! Ничего бы он не обиделся! Он бы просто взял и набил этому «кому-то» морду…
Вставать под ледяной душ не хотелось, но он себя заставил, стиснул зубы, до упора крутанул кран с холодной водой.
Встряска получилась что надо. Его бедные мозги кувыркнулись в черепной коробке, сердце подпрыгнуло до самого горла, из легких со свистом вырвался воздух. А потом стало хорошо. Ради этого благословенного «хорошо» стоило помучиться. Может быть, теперь даже не придется пить аспирин.
Интересно, как бы он отреагировал, если бы Лизавета попыталась набить ему морду? Наверное, тоже обиделся бы. Впрочем, теперь это уже не важно. Лизавета не стала бить ему морду, она поступила намного изощреннее, чисто по-женски. Она разбила его коллекцию. Вот так – отомстила за свою поруганную девичью честь.
Он набросил на мокрое тело банный халат, прошлепал в кухню, поставил на плиту турку. После чашки кофе в его проспиртованных мозгах обязательно наступит просветление и чувство, очень похожее на чувство вины, перестанет терзать его бедную душу. Он поступил так, как поступил. Он действовал на автопилоте, в состоянии аффекта. Ни один судья в мире не осудил бы его за это. Ну разве что собственная совесть.
Макс посоветовал совести заткнуться, перелил кофе в чашку, включил телевизор и тут же наткнулся на обзор криминальных новостей. Ну конечно, что же еще показывать обывателю в половине седьмого субботним утром? Криминальные новости – самое то!
«В связи с небывало морозной зимой в столице растет число пострадавших от холода, – радостно сообщил ведущий. – В основном жертвами погодных катаклизмов становятся лица без определенного места жительства и граждане, злоупотребляющие алкоголем, но иногда в беду попадают и добропорядочные граждане. Так, сегодняшней ночью в районе улицы Подгорной был обнаружен труп молодой девушки…»
Перед его глазами поплыл розовый туман, остатки кофе пролились на пол. На экране всего на мгновение мелькнула картинка: белая куртка, синие джинсы, тонкие запястья…
Макс метнулся к телевизору, но ведущий уже рассказывал о счастливом спасении семидесятилетней старушки, которая выпала с балкона пятого этажа, благополучно приземлилась в сугроб и отделалась лишь легким испугом. Ох, мама дорогая! Столетней старушке повезло, а двадцатилетней девочке – нет. Белая куртка, синие джинсы, тонкие запястья, а самое главное – его район…
Макс запрещал себе думать, что той девчушкой в белой куртке может оказаться Лизавета, пока одевался, пока метался по квартире в поисках ключей от машины, пока дрожащими руками рассовывал по карманам куртки деньги и документы. Он не знал, что будет делать, но точно знал, что, если он останется дома – сойдет с ума.
Способность связно мыслить вернулась к нему только в машине. Сначала нужно в дежурную часть, разузнать все про ту… про девочку, которую нашли ночью.
…В дежурной части ему ничего толком не сказали. Люди, выезжавшие на место, уже сменились. И вообще, шел бы он, такой любопытный, куда подальше…
Оставалась редакция криминальных новостей. Может, там с ним как с коллегой по журналистскому цеху будут поразговорчивее? Может, там кто-нибудь знает, куда увезли девочку в белом пуховике? Ему нужно посмотреть на… тело. Ему просто необходимо увидеть эту девочку, своими глазами убедиться, что это не Лиза. А потом он всю Москву перевернет, но найдет ее!
Зачем? Не важно. Главное – найти…
В редакции ему повезло чуть больше, если, конечно, это можно назвать везением. Сначала его долго не пускала охрана, и пришлось, несмотря на дикую рань, звонить своему всесильному боссу, чтобы тот замолвил за него словечко и Макса пропустили в телецентр. Босс, спасибо ему большое, слово замолвил, Макса пропустили.
Он не знал, кем был этот долговязый парень в вытянутом, не слишком чистом свитере, куривший сигарету за сигаретой. Он не разбирался в телевизионной иерархии. Главное – парень был в курсе, что случилось прошлой ночью.
«Да, была девчонка. Белый пуховик, синие джинсы, каштановые волосы. Документов при ней никаких. Цвет глаз не запомнил, да и нет таких дураков – в глаза покойникам заглядывать. Хорошенькая была… когда-то – это точно. Был ли на ней порванный свитер? Так я ее не раздевал, может, и был порванный свитерок, это надо у следователей спросить. Как умерла? Это сложнее – сначала ее кто-то по голове ударил, а потом она просто замерзла… Вот так, жила себе, молодая и красивая, пока какому-то гаду дорогу не перешла».
Он так ничего и не узнал. Ну молодая, ну волосы каштановые, ну белый пуховик и синие джинсы – сколько по Москве ходит таких молодых девочек в джинсах и белых пуховиках! Это ничего не значит!
Думать о том, что у Мележа могли остаться последователи, жаждущие отомстить за хозяина, он себе запрещал. Не сейчас. Сейчас нужно обзвонить морги…
К вечеру Макс окончательно выбился из сил. Посещение моргов – это испытание не для слабонервных. Особенно когда под каждой серой простыней боишься увидеть знакомое лицо, боишься напороться на неживой взгляд крапчато-каштановых глаз.
Он нашел ту несчастную девочку в белом пуховике. Долго-долго стоял перед облезлой каталкой, не находя в себе сил посмотреть. Санитар устал ждать, с тихим ворчанием сдернул простыню с обнаженного девичьего тела. Макс крепко зажмурился, целую вечность не решался открыть глаза, а когда открыл, чуть не расплакался от невероятного, прибивающего к земле облегчения.
На каталке лежала не Лиза. У этой девочки не было ничего общего с Лизой. Спасибо тебе, Господи!
От осознания того, что Лиза жива, что она не лежит сейчас на каком-нибудь стылом прозекторском столе, к его голове прилила волна жара, а тело забил озноб. Вот, оказывается, как выглядит настоящее облегчение! Вот что чувствует обреченный на казнь и помилованный в самую последнюю минуту! Он чувствует жар и озноб. А еще ему очень хочется пить. И то, что он полдня метался по выстуженному городу с мокрой головой, ничего не значит…