— Никто. Вы спали. — Он разводит руками. — Простите. Я начал все это просто так, а потом вырисовалась определенная схема.
— Два письма не могут быть схемой.
— Их больше, чем два. — Он снова показывает на листок. — На следующий день у Магнуса был вечерний семинар, о котором он «забыл» упомянуть. Пять минут спустя Люсинда написала вам о мастерской кружев в Ноттингэмшире. Но за два часа до этого она была в Фулхэме. Так Фулхэм или Ноттингэмшир? В час пик? Нереально. Думаю, это ее алиби.
От слова «алиби» меня пробирает дрожь.
— Через два дня Магнус пишет вам и отменяет совместный ланч. Почти сразу же Люсинда извещает, что будет очень занята до двух часов. Никакой другой причины писать вам у нее не было. С какой стати ей нужно было предупреждать вас, что она невероятно занята во время ланча в самый обычный день?
Сэм ждет ответа. Словно он у меня имеется.
— Я… Я не знаю…
Почему я не видела того, что происходило прямо перед моими глазами? Почему?
Магнус и Люсинда. Это похоже на дурную шутку. Одна из них должна организовать мою свадьбу. Другой должен присутствовать на этой свадьбе. В качестве жениха.
Но подождите… Кто прислал анонимку? Этот человек не из друзей Магнуса, а подруг Люсинды я не знаю…
— Помните, Магнус сказал вам, что ему нужно проконсультировать свою аспирантку? И Люсинда тут же отказалась от вашей встречи, вы тогда хотели определиться с напитками. И послала вместо себя Клеменси. Если вы сверите время…
Сэм продолжает говорить, но я едва слышу его. Ну конечно. Клеменси.
Клеменси.
Клеменси слишком боится Люсинды, чтобы подписаться. Но хотела поставить меня в известность. Если было о чем.
Дрожащими пальцами беру телефон и нахожу то сообщение. Читаю его и словно слышу мелодичный взволнованный голосок Клеменси. Мне кажется, я даже узнаю ее интонации.
Клеменси не стала бы выдумывать ничего подобного. Она, должно быть, увидела что-то… или услышала…
— Как бы то ни было, — Сэм видит, что я больше не слушаю его, — это всего лишь догадка, вот и все. — Он складывает листок, и я забираю его.
— Спасибо.
Мы молчим.
— Ладно, — наконец вздыхаю я. — Уже поздно. Еще раз спасибо…
— Нет, — перебивает он меня, — спасибо вам.
Киваю. Думаю, мы оба слишком измотаны для обмена любезностями.
— Это было…
— Да.
Поднимаю глаза и совершаю ошибку — ловлю взгляд его блестящих в свете уличных фонарей глаз. И всего на одно мгновение переношусь назад…
Нет. Не надо, Поппи. Ничего не было. Не думай об этом. Забудь.
— Ну… — берусь за ручку дверцы, — я должна отдать вам телефон…
— Оставьте его себе, Поппи. Он ваш. — Сэм сжимает мои пальцы вокруг телефона и какое-то мгновение не выпускает их. — Вы заслужили этот трофей. И пожалуйста, не беспокойтесь о моей почте. С завтрашнего дня все мои письма будут поступать новой помощнице. Ваша работа завершена.
— Спасибо! — Открываю дверцу, а затем, следуя внезапному импульсу, поворачиваюсь к нему: — Сэм… надеюсь, у вас все будет хорошо.
— Не беспокойтесь обо мне. Все действительно будет прекрасно. — Он улыбается своей удивительной улыбкой, и мне неожиданно хочется крепко обнять его. Он вот-вот потеряет работу и все же может так улыбаться. — А я надеюсь, что все будет хорошо у вас, — добавляет он. — Простите меня… за все.
— О, со мной точно будет все отлично! — Смеюсь, хотя понятия не имею, что и как со мной будет.
Мой будущий муж, возможно, трахает организаторшу свадьбы. Так что «отлично» — большая натяжка.
Водитель откашливается, и я вздрагиваю. На дворе ночь. Я сижу в машине на своей улице. Давай, Поппи! Шевелись. Пора завершать этот разговор.
И хотя мне хочется этого меньше всего на свете, заставляю себя выйти из машины, хлопнуть дверцей и сказать «Спокойной ночи!», а потом иду к входной двери и открываю ее, потому что инстинктивно знаю, что Сэм не разрешит водителю тронуться с места, пока не удостоверится, что я в безопасности. А затем снова выхожу на улицу и стою на крыльце, глядя, как машина уезжает прочь.
Когда она сворачивает за угол, проверяю телефон, смутно ожидая чего-то…
Но телефон молчит. И впервые в жизни я чувствую себя одинокой.
13
На следующее утро это во всех газетах. На первых полосах. Я сбегала к киоску, как только проснулась, и скупила все, что у них было.
Фотографии сэра Николаса, фотографии премьер-министра, фотографии Сэма, фотографии Эда Экстона и даже фотография Викс в «Мейл». В заголовках то и дело мелькают слова «коррупция» и «попытка скомпрометировать». Записка опубликована полностью, и приводится официальное заявление кабинета министров о сэре Николасе в связи с его положением в правительственном комитете. Помещены даже две карикатуры на него: он держит мешки с надписью «Счастье», набитые деньгами.