- Разве это домишко? Больше на землянку похоже, – удивилась Таня.
- Для того и купил, чтобы с землёй её сравнять и новый добротный дом поставить. Ты же их знаешь, они любят всё с размахом[01] .
- Позвал, значит, пойдём. Колька нас всегда выручал, - спокойно ответила жена.
Не стал Николай строить дом, как у брата, полностью из кирпича: зимой в таком жилище холодно, по углам плесень собирается в больших комнатах, протопить их – целое дело. Вот и решил Колька по старинке, - слава Богу, глины за хутором, соломы в колхозе и воды в реке хватало на всех.
Делать саман тогда выходили если не всем селом, то всей улицей: и мужчины, и женщины. В бригаде выделяли трактор в помощь, детвора постарше с удовольствием месила и кидалась глиной, а потом прыгали в речку с разбега, чтобы отмыться. Так, с песнями, шутками и прибаутками, по пояс в мокрой глине, перепачканная молодёжь сама себе делала стройматериалы для строительства домов. Вечером, уставшие, собирались у виновника затеи, всей гурьбой отметить доброе дело! Чтобы хорошо просохли блоки из глины и дом из них получился тёплый и уютный, могли два дня обмывать будущий дом, - без этого никак. Потом всей улицей стены ставили из этого самана, - это уж как себя будущий хозяин угостит, так и придут к нему на помощь.
Уж кто-кто, а Колька умел организовывать праздники в родной деревне!
Пока всей улицей за огородами лепили ценный блок, Шура, Ира и ещё несколько женщин готовили и накрывали столы. Тётя Люся, несмотря на возраст, была вместе с остальными за огородами. Многочисленная детвора носилась за чистой питьевой водой для взрослых. Наташка пришлась весьма кстати: сегодня она присматривала за Лизой, Лёней, Сашей и ещё несколькими малышами, а тётя Ира совсем не смутилась, что лишает сегодня племянницу детства.
Таня не пошла вместе со всеми обмывать будущий дом сестры: дома хозяйство, корова не доена, приготовить что-то надо, хотя тётя Люся настаивала: Танька ведь была главной заводилой среди женщин на глине. Наташа с братьями тоже вернулась пораньше домой; каждый знал, что ему нужно делать, кроме Сашки. Он разве что курам зерна мог посыпать, а пока только наблюдал за шустрым братом.
Сёстры долго не общались; однако, Наташа снова начала забегать к тёте Ире и племянникам. Теперь не так часто, как раньше.
По осени всем селом ставили стены - и опять праздник. К зиме по соседству от тёти Люси, через забор, стояла коробка будущего дома с четырёхскатной крышей, в четыре спальни, два санузла, с будущей огромной столовой с выходом на кухню, чтобы много гостей принимать.
Ирина радовалась так, будто сама создала всё своими руками: так быстро двигалась стройка. Наконец-то муж её услышал - у них будет свой просторный дом, у каждого ребёнка своя отдельная комната.
Тётя Люся, как и обещала, во всём помогала детям, - в основном деньгами. Она ушла с фермы, чтобы заниматься только домашним хозяйством, т.к. на работе нынче не заработаешь.
В колхозе начались тревожные перемены. Ещё с прошлого года полностью закрыли столовую, даже на уборку она не открылась. Следом закрылся клуб; сказали, что это временно, но перемены в стране говорили об обратном. Большой сельский магазин и без того с однообразным ассортиментом совсем опустел и открывался через раз. Начали задерживать зарплату.
У Тани в семье одними финансовыми трудностями не обошлось. Володька начал выпивать после смерти матери по чуть-чуть, но ё потом пить стал всё чаще, пропадал вечерами на ферме, домой приезжал злой и накрученный, мог вообще не приехать. Если был наряд на ферму, жену избегал, пропадал в родильном базу. Опять начались скандалы, бой посуды и беспричинная агрессия.
Наташе казалось, что мама сама провоцирует отца, когда он приезжал выпивший, именно поэтому он мог не приехать вовсе. Она жалела папу, любила его и в то же время боялась, что скоро одними скандалами мать с отцом не обойдутся... И без того плаксивый Сашка, который спал только с сестрой, мог расплакаться во сне, стал писаться.
- Мам, зачем ты с ним ругаешься, когда он пьяный? – спрашивала дочка у мамы.
- Мы тут вкалываем и дома, и на работе, а он пьёт, и время находит, и деньги… Когда в доме ни копейки, - злилась Татьяна. Она была измучена непониманием, безысходностью, не знала, что будет завтра. Денег не было даже на хлеб, пекли пышки, резали лапшу.