Таня усмехнулась.
- Я всё время думала, кто ж виноват, что жизнь у меня такая… Тяжёлая, беспросветная, будто камень, волоку её за собой, и легче не становится, - развела она руками. – Володьку кляла, кобеля и пьяницу – всю жизнь мне испоганил, так не живём уже сколько лет... Легче должно быть?
Мать родную втихаря винила, с детства доброго словечка от неё не слышала, - так ведь помогали всегда родители, - и отец, и мать, - как могли, как умели. Свёкры всегда рядом. Володька ушёл, а они не бросили одну со студентами, всегда отзывались. Дети маленькие: трудно, но вырастили! А легче не стало…
Все были кругом виноваты, только себя не видела…
- А себя никогда не видно, я всегда тебе говорила, ты сама во всём виновата, - съехидничала Ира, не понимая, к чему ведёт сестра.
- Да! Вот и ты не видишь… Я же по первому зову к тебе бежала, каждую беду твою через себя пропускала, про мужа и детей забывала. Ты ведь когда приезжала к нам в гости, - помнишь, до свадьбы с Колькой, - я же для тебя старалась! Не для детей, не для мужа - для тебя!
Горе у тебя случилось, да я была готова… - она стукнула себя ладонями по коленкам и начала их нервно растирать. – И ведь никогда я не услышала от тебя доброго словечка?! «Танька - чухонка, загнала себя в кабалу; Танька — дура последняя, Танька нищенка, Танька неумеха, Танька не вашего круга! Детей родных в батраках держит». Да только, как случалось у тебя беда, ты ко мне прибегала и всё на меня вываливала.
Ты ведь никогда никого не любила… Я понимаю: может, сломалось у тебя что-то тогда… Тебе только одной известно, что ты пережила, потом… в суде… Но ведь мы не виноваты! – у Тани на глазах показались слёзы. – Ни я, ни Колька, ни свекруха твоя! Ты же не любила его с самого начала, за другим пошла…
- Жила как могла, для семьи и для детей старалась всю жизнь. Надо было, как ты, в размазню превратиться? – холодно ответила Ирина.
- Ты не жила! По головам шла, на чужих спинах выезжала. На Колькиной, на свекровкиной, на моей, даже Митю с Шурой не щадила. Ты, конечно, многого добилась: большой дом, в доме всё, о чём можно мечтать, детей воспитываешь «правильно», вся в золоте ходишь, - всем соседям нос утёрла, родне, тёте Люсе. Только зачем прибежала сейчас? – задала она наконец этот вопрос. - Страшно в своих хоромах одной остаться?
Колька выполняет каждый твой каприз, но гуляет направо и налево - всё село об этом знает; мать лишний раз слышать о тебе не хочет, свекровь всё отдала вам, здоровье в том числе, но тебе мало. Дети? Дети растут, и мой тебе совет: береги тётю Люсю! Дети ведь всё видят и понимают, а мы скоро состаримся и с ног свалимся, и тогда припомнят нам они всё наше воспитание, – выдохнула Татьяна с облегчением. Наконец-то она высказала всё.
- Какая ты стала! Это всё мужлан этот тебе в уши напел. Быстро вы с ним спелись. Самой не стыдно? Взрослая женщина, а всё невестишься… Не думала, что дети на это скажут? – пыталась что-то возразить Ира. - Носитесь с этой любовью, о детях надо думать! О детях! Я никогда себе не позволю...
- Любить? - перебила её Таня.
Во дворе послышался шум: мужики громко разговаривали, спорили, что первым нести в автобус.
- Я уже не девочка и сватов засылать ко мне не надо, можно и для себя пожить. Дети? Детей я своих знаю, ничего они не скажут, порадуются за мать! - Татьяна встала с кровати. В дверях показался Василий.
- Здравствуйте, - приподнял он фуражку и кивнул Ирине. – Тань, мы всё во дворе, отсюда выносить вещи? – он глянул на узлы на полу.
- Да, Вась, выносите, ещё в той комнате заберёте. Я только сестру провожу и вернусь.
Мужики ввалились в дом прямо в обуви, кто-то с сигаретой во рту, и снова загалдели. Сёстры вышли.
- Ир, - обратилась Таня обычным голосом к сестре, когда они вышли из крылечка. Ира резко повернулась и посмотрела на сестру с такой надеждой в глазах, - можно, я к тёте Люсе заеду попрощаться?
- Мне всё равно, её Митя забрал, - психанула сестра и пнула что-то под ногами. – Я пойду. Совет вам да любовь, - скривилась она, - надеюсь, я ошибусь насчёт вас, хотя я никогда не ошибаюсь.
- Ох, Ирка! Ты неисправима. Заезжай, если что, только с добром, по-хорошему. Хватит с меня! Не хочу я больше на себе тащить чужое.
Ира молча вышла со двора и спокойно зашагала по пыльной дороге домой, а Таня, облокотившись на калитку, смотрела ей вслед.