— Пять тысяч сонмов. Но, я думаю, что отдадут за три.
— Я таких денег не то что в руках держать — в глаза не видывал, — сказал Сокол.
— Не скупись, атаман. Поезжай немедля в лес, вези сюда все золото. Я найду менялу…
— Спроси вон Федьку, ежели мне не веришь. Откуда в ватаге золото? Мы ж не грабители.
— Тогда иди к Чурилову. Его дочь — пусть и выкупит. С меня довольно и того, что я ее отнял у татар. Остальное — не моя забота.
Порешили идти к купцу. Демо показал подворье Чуриловых, а сам вернулся домой, сказав свой адрес. Василько долго стоял около высоких глухих ворот, не решаясь войти.
Вдруг ворота открылись, и из них вышел чернобородый человек в синем кафтане. Он взглянул на Сокола, улыбнулся во всю бороду и крикнул:
— Гостишко лесной пожаловал. Посла-боярина ищешь поди? Здесь мы, заходи давай, — и потянул Василька и Ионашу во двор. — Боярину, правда, сейчас не до тебя. Поживешь у меня, подождешь. Опять за конюшего будешь— дело привычное, — и он подмигнул весело.
— Спасибо, Данила Гречин, только пока не говори про меня никому, — попросил Василько. — Так оно будет лучше.
Посоветовавшись с Федькой, атаман решил пристроиться в свите московского посла.
— А ты иди в таверну, коней поставь, да и сам далеко от кабака не уходи. Может, мне понадобишься или из ватаги кто прибудет. Я пригляжусь, как придет удобный случай, про выкуп скажу.
Федька намерения атамановы одобрил и ушел в город.
Утром Семен Чурилов разослал всех слуг искать Деметрио ди Гуаско. Вскоре он появился у подворья Чуриловых. Деметрио провели к Никите.
— Я догадываюсь, синьор Никита, зачем вы меня позвали, но мне не суждено вас обрадовать.
— Уж не случилось ли с Оленькой беды?!
— Слава мадонне — она жива и здорова. Но люди, у которых я ее оставил, оказались самыми безнравственными. Они узнали, что девушка — дочь богатых родителей, и требуют выкупа.
— Ты смотри на него — врет и не краснеет, — по-русски проговорил Семен, — словно они ее выручили. За что же выкуп?
— Не горячись, сынок. У фрягов и такое может быть, — ответил Никита и по-фряжски спросил Демо: — Сколько же они хотят?
— Десять тысяч сонмов, — Демо развел руками, как бы говоря: «Я тут ни при чем».
— Ах ты, жулик эдакий! Да он нас, батя, за дураков считает. Более тысячи не давай!
— Не суйся под руку! Смотри, как я его огорошу. — Никита Семену отвечал по-русски. Обращаясь к Демо, переходил на фряжский язык: — Хорошо, любезный, я согласен заплатить выкуп. Только скажи: кто эти люди?
— Не могу, я дал слово чести.
— Давать деньги неведомо кому я не буду. Придется снова идти к синьору консулу.
— Вы были у синьора ди Кабелы?! — воскликнул Демо, заметно испугавшись.
— Был. Он обещал перерыть всю землю вокруг, а дочь мою найти. Я иду во дворец консула!
— Ради бога, синьор Никита, не делайте этого. Я пойду сейчас же в этот дом и передам ваши слова. Я уверен, что Ольга завтра же будет у вас.
— Не завтра, а сегодня. Если до вечера ее не увижу, сразу же иду к консулу. Мы понимаем, Деметрио ди Гуаско, что Ольгу спас ты и только тебе мы обязаны. Вот тебе тысяча сонмов, и этого вполне достаточно.
Демо принял деньги и, заверив, что девушка в скором времени вернется в дом, удалился.
— Напугался, наглец. С консулом шутки плохи, — сказал Чурилов, когда Деметрио вышел. — Зови боярина, будем завтракать.
За столом Беклемишев и Никита много пили и были радостны. Княжна Мангупская к завтраку не вышла, сославшись на недомогание. Боярин Беклемишев попросил Никиту о своевольном увозе княжны не говорить никому. Чурилов пообещал, потом сказал:
— О наших делах еще успеем поговорить. Давай о государственных побеспокоимся. Помнишь, как только ты приехал, передавал мне речи великого князя. Дескать, море это — суть граница земли нашей.
— Помню. Это так и есть. И город сей, придет время, встанет крепостью на русском рубеже.
— Время, боярин, пришло! Поверь мне, последние дни доживают здесь фряги. Изворовались до того, что не только друг у друга, а из казны крадут. Войско только на бумаге, стражники из наемных, да и тех мало. Грызутся между собой аки волки. Гвельфы рвут гибеллинов, а те — гвельфов. Узнал я, что вскорости один отчаянный мошенник, именуемый Леркари, хочет поднять в городе мятеж и заменить власть. Народ, боярин, его поддержит.
— Нам от того корысти мало, — равнодушно произнес Беклемишев.
— Ты слушай далее. Решили мы, русские купцы, в это дело встрянуть. Казны тому Леркари дадим и еще найдем полтыщи таких молодцов, каких Кафа отродясь не видывала. Пусть тот Леркари режет гибеллинов, а мы потом покажем порог ему. Объявим Кафу торговым городом и вольным городом и попросимся под руку московского князя.