Он подвел Иорихо к перекидному мосту и трижды хлопнул в ладоши. Мостик опустился, и в двери показалось лицо стражника. Гондольфо кивнул головой на Иорихо и произнес:
— По приказу господина консула.
Вход вел прямо во второй этаж. Гондольфо пропустил Иорихо в комнату, открыл люк. Спустившись по лестнице, Иорихо оказался в комнате первого этажа. За ним сошел и Г ондольфо.
Не останавливаясь тут ни на минуту, нотариус толкнул дверь следующей комнаты. Это был кабинет консула.
Христофоро ди Негро, сидевший в кресле, слегка повернув голову, обшарил Иорихо единственным глазом. Тот низко поклонился.
— Достопочтенный синьор консул! — начал Гондольфо. — Сей человек принес нам слезную жалобу на господ из Скути. Они воздвигли виселицы, творят самосуд…
— Знаю. Говорил уже, — оборвал его консул. — За что судили тебя синьоры? — обратился он к осужденному.
Тот рассказал все, что было на суде.
— Каков приговор?
—= Сто палок, господин мой.
— Покажи.
Иорихо сначала не понял, что он должен показать, но Гондольфо подошел к нему, повернул спиной к консулу и поднял рубаху. Ди Негро поднес свечу к спине и отшатнулся. Все тело было в багровых следах палок.
— Закрой! — консул помолчал. — Ты говоришь, что не слуги повинны в дорожном несчастье, а беспечность синьора?
— Да, господин мой. Синьор Теодоро в пути встретил синьорину, дочь русского купца, и всю дорогу ехал с ней. Он и на рынке…
— Синьорина красива?
— Я ее плохо разглядел, господин мой. Но говорят, она первая красавица Сурожа.
— Как ее зовут, не знаешь?
— Я слышал, как синьор Теодоро называл ее Ольгой.
— Обратно он ехал с ней же?
— Нет, господин мой.
— Можешь идти. Пока тебя зачислим в стражу крепости, а там посмотрим. К ди Гуаско не возвращайся, ибо ты мне будешь нужен.
Иорихо упал на колени, в знак горячей благодарности поцеловал край одежды господина консула.
— Допроси его подробно и запиши, — приказал консул, обращаясь к Гондольфо. — А сейчас уведи и передай Микаэле.
— Слушаюсь, синьор, — Гондольфо поклонился и вывел Иорихо через другую дверь.
Пройдя капеллу, они очутились снова перед подъемным мостиком, но уже с другой стороны замка. Слуги опустили мост, и Гондольфо повел Иорихо по узкой тропинке над самым обрывом вдоль верхней крепостной стены. У Георгиевской башни (здесь молились стражники, заступая в дозор) в стене крепости Иорихо увидел вход, через который они вошли в помещение для стражи.
— Кавалерий Микаэле ди Сазели, — обратился Гондольфо к расфранченному офицеру, лежавшему на нарах. — По приказу господина консула прошу принять в ваш отряд сего воина и взять с него присягу.
— Мне что — пусть остается, — проговорил офицер. — Тут и эти воины пухнут от скуки.
— Скоро будут боевые дела, — заметил Гондольфо.
— Ну? — воскликнул офицер. — Турки или татары?
— Не то и не другое.
— Тогда я знаю. Мы с отважным и храбрейшим нотариусом Гондольфо ди Портуфино пойдем штурмовать винные подвалы христианского монастыря.
— Пусть будет так, — загадочно ответил Гондольфо и вышел.
— Пошли принимать присягу, — коротко бросил офицер.
Иорихо отправился за ним; через минуту они вошли в капеллу башни святого Георгия. На стене абсиды распростер свои крылья ангел-хранитель; у его ног мизерным, как мелкая монета, круглым пламенем светилась коротко привешенная лампадка. Под ней стоял аналой, покрытый стертым малиновым бархатом. На столике — иконка, изображающая коронование девы Марии.
— Как тебя зовут? — спросил Микаэле.
— Иорихо.
— Повторяй за мной, Иорихо.
Положив правую руку на край иконы, Иорихо повторял вслед за Микаэле:
— Я, Иорихо, перед ликами святой мадонны и покровителя нашего Санта-Джорджио[43] клянусь, что не изменю ни помыслом, ни деянием матери-республике, светлейшему совету и отчизне моей. Я клянусь беспрекословно исполнять все, что мне повелят достопочтенные консулы Хазарии, у коих я стою на службе. Я клянусь защищать крепость Санта-Кристо, не щадя живота своего.
Присяга была короткой. Офицер, торопливо перекрестившись, сказал:
— Иди на службу — там получишь одежду.
Христофоро ди Негро, отпустив Гондольфо и Иорихо, поднялся на второй этаж. Здесь никого не было, и консул, усевшись против камина, стал ожидать прихода сына и служанки. Но Геба и Якобо где-то задерживались, и консул, не дождавшись их, вышел из комнаты. Поднявшись на площадку башни, он облокотился на выступ бойницы, задумчиво вглядываясь вдаль. Алая шаль вечерней зари обняла утихшую гавань. По всему берегу, словно кружевной воротник, трепетала белая полоска пены. Под башней у скалы лежали каменные островки, сверху они казались маленькими, и только шум волн, которые разбивались о них, говорил, что камни велики и прочны. На небе кое-где загорались крупные звезды, совсем такие, как в родной Италии.