– А что же Ольга твоя не расстаралась? – спросил Галкин. – Что они ее, привязали, что ли?
Людмила улыбнулась, глянула на Машу и сказала:
– Да нет никакой Ольги.
– Как это? – удивился Галкин. – А про кого же ты рассказывала?
– Да я уже давно все поняла, – фыркнула сквозь чай Маша, тут же деликатно подставив ладонь под свои брызги, чтобы не опрыскать окружающее.
– Нет, а про кого? – недоумевал Галкин.
– Не в этом дело, – сказала Маша. – А вот ты, Галкин, оказывается, герой! Как ты на него! Прямо как этот на эту, господи, вот память… Как Матросов на амбразуру!
– Да ладно, – пренебрежительно махнул рукой Галкин, показывая этим, что для него это не подвиг, а пустяк, он бы каждый день так себя вел, если бы имелся повод.
– Главное, – задумчиво сказала Людмила, – ведь можем, если захотим!
– Это точно, – кивнула Маша, глядя в окно.
Поглядели туда и Галкин с Людмилой – очень уж было красиво: расстилается вдаль волнистое ковыльное поле, кажущееся взгляду мягким, редкие цветы скромно, но гордо выглядывают там и сям, вьется за полем тонкая серебристая речка, начинающая розоветь от заката, а за речкой – лесополоса, тоже похожая на поезд, который вечно куда-то идет, хоть и стоит на месте.