— Вижу. Что происходит? Они обе слишком долго слушали радио? Если так, тогда это объясняет, почему они в один голос твердят одно и то же.
Джо собирался пуститься в объяснения, но передумал. Эд, чего доброго, решит, что он тоже свихнулся.
— Я могу на тебя рассчитывать? Что тут можно сделать?
— Предоставь это мне. Я попробую им доказать, что эта ситуация не поддается простой логике. Пошли.
Они вернулись в комнату и налили себе еще шерри. Почувствовав себя снова в своей стихии, Эд посмотрел на обеих женщин и произнес:
— Энни, эта дама никак не может быть маменькой Перкинс.
— Неправда! Это она и есть! — разозлилась Энни.
— Нет, это не она, потому что, будь она маменькой Перкинс, я не мог бы ее видеть. Ты одна ее видишь, понятно?
— Нет, не понятно.
— Если бы это была маменька Перкинс, я смог бы сделать так, чтобы она исчезла, просто убедив тебя в том, насколько нелогично считать ее настоящей. Я бы растолковал тебе, что она не более чем персонаж радиопередачи, выдуманный кем-то…
— Вот что, милок, — прервала его маменька. — Жизнь — это жизнь. И человек, и персонаж хороши по-своему. Может, я и была рождена чьим-то воображением, но все-таки я появилась на свет и с каждым прожитым годом становлюсь более настоящей. И ты сам, и ты, и вот ты каждый раз, слушая меня, делаете мое существование реальным. Умри я завтра — вся страна рыдать будет, разве не так?
— Ну…
— Разве не так? — гневно спросила она.
— Да, но люди будут оплакивать сам замысел, а не его воплощение.
— Им будет не хватать именно воплощения, которое они считают настоящим. И если они так считают, значит, так и есть, а ты, милок, глуп еще, — парировала маменька.
— Бесполезно, — сказал Эд и снова повернулся к Энни. — Послушай, Энни, это твоя свекровь, и ее не могут звать маменькой Перкинс. Она твоя свекровь.
Он медленно и весомо чеканил слова.
— Было бы неплохо, — подхватила его мысль Энни. — Мне это по душе.
— И я бы не отказалась, — сказала маменька. — Со мной и не такое бывало.
— Ну что, теперь мы договорились? — вмешался Эд, удивившись своему внезапному успеху. — Энни, она твоя свекровь?
— Да.
— И вы вовсе не маменька Перкинс, ведь так, мадам?
— Это что — какой-то сговор, игра или загадка? — спросила Энни, глядя на маменьку.
Маменька улыбнулась.
— Если тебе нравится так думать, то да.
— Но послушай… — возразил Джо.
— Заткнись, Джо. Ты все испортишь.
И Эд тут же обратился к Энни и маменьке:
— Так, повторим все сначала. Она твоя свекровь, и ее зовут маменька Тиллер.
— Маменька Тиллер, — повторили они.
— Давай-ка потолкуем с глазу на глаз, — сказал Джо и вытащил Эда в коридор.
Там он прижал его к стене и стал грозить ему кулаком.
— Ты что, совсем сдурел? Я не желаю, чтобы она здесь оставалась. Мне нужно от нее избавиться. Ты только подыграл Энни. Теперь она на стороне этой старой ведьмы!
— Подыграл? Ну ты и псих. Наоборот, я помог ей, им обеим. И вот благодарность!
Эд попытался вырваться.
— Утром пришлю тебе счет.
Он гордо зашагал по коридору.
Джо не сразу решился вернуться в комнату. «О боже, — молил он, — помоги мне».
— А, это опять ты, — сказала маменька, закатывая банку с солеными огурцами.
В полночь и за завтраком гостиная снова была пуста. Во взгляде Джо заиграло лукавство. Он посмотрел на радиоприемник и провел по нему дрожащей рукой.
— Не прикасайся! — закричала жена.
— Ого, — удивился он. — Так это здесь она прячется по ночам, а? Здесь! Вот ее гроб, здесь эта проклятая старая кровопийца будет спать до завтрашнего дня, пока ее не выпустят отсюда по расписанию!
— Не трогай радио, — истошно завопила жена.
— Сейчас я с ней разделаюсь.
Он схватил приемник.
— Как убить ведьму? Серебряной пулей в сердце? Распятием? Волчьей отравой? Или достаточно нацарапать крест на мыльнице? Как ты считаешь?
— Отдай!
Энни бросилась к нему, чтобы выхватить приемник. В беспощадной схватке они перетягивали из стороны в сторону электрическую коробку, вклинившуюся между ними.
— Вот так! — крикнул Джо.
Он швырнул радиоприемник на пол. А потом стал топтать и пинать, пока не раздробил на мелкие обломки. Набросившись на чудом уцелевшие лампы, он подхватил их с пола и расколошматил вдребезги. После этого он смел все осколки в мусорное ведро, а жена неистово металась по комнате, обливалась слезами и билась в истерике.
— Она мертва, — торжественно провозгласил он. — Мертва! Черт побери! Я ее прикончил.