У самого подъезда опять раздалось за спиной:
- Девушка, а можно с вами познакомиться?
«Вот увязался», - Света оглянулась наскоро: паренек был один, товарищ уже отстал. «Нашел время, ну и дурак!.. Только бы на контроль не нарваться!» Дернула дверь на себя, вбежала, нащупывая в кармане пропуск.
- Ваш пропуск, девушка?
«Вот черт, сейчас «засветится» с опозданием.! Может, назад, пока не поздно?.. Да ладно…»
- Молодой человек! Стойте, стойте, вы куда?
- Да он не наш, - голос старухи-вахтерши.
Взмахнув вязаньем, она выскочила из-за конторки. На пол, звякнув, упала спица.
- Эй, постой! Ты куда, парень?
Тот рванул мимо нее.
Пользуясь суматохой, Света проскочила к лифту. На всякий случай не стала у него задерживаться, махнула сразу на второй этаж. Там, переводя дух, спокойно подождала лифта.
Когда лифт подошел, в кабине уже торчал тот самый паренек. Ничуть не смущаясь, он ухмылялся. Был, видимо, доволен.
- Ага, заяц?
- А чего?.. Вы на восьмом, значит, работаете?
- Это не важно. Прошмыгнул, и рад?
Света старалась быть строгой. Как-никак, она старше этого мальчишки, ему на вид лет семнадцать…
- Устроил гонку.
- Кто кого… - согласился парень. – Бег с препятствиями… Спорт!
- Ну, вот что, спортсмен. Приехали!
Лифт остановился. Света вышла. За ней выбрался, нескладно затоптался на коридорном коврике и парень.
- Я к себе на работу, а ты мигом вниз, и давай отсюда!
Отчеканила, и сама пожалела, что так резко. И, стараясь смягчить, добавила:
- Давай спеши, у тебя занятия…
- А меня зовут Слава, - заулыбался тот еще шире, протянул Светке ладонь.
- Очень приятно!
Света повернулась, пошла по коридору. Парень затопал следом, потом все же отстал.
- А я опоздал уже… Чего, думаю.
- Давай, давай на занятия, Слава! – уже около двери бросила Света.
- Ну, я пошел… значит… - издали оповестил Слава, - зайду еще.
Дверь, распахнувшись навстречу, чуть не шибанула Светку в лоб. Выскочила, прыская в кулак, Юлька… Увидела Светку, даже заметила – рысьим оком – удаляющегося нескладного паренька, и привычно затараторила:
- Как, проскочила?.. Ну, смело влетай, птичка. Сегодня все опоздали. А бугор-с в яме-с.
«Бугор в яме» - на дикарском министерском жаргоне это – «шеф в кабинете». Работа идет. В общем, бояться нечего.
Они задержались у двери, поболтали чуть.
- А это что за «Матросов»? – тарахтела Юлька, ткнув вслед пареньку. Тот свернул на лестницу и уже топал вниз. – «Ну, я пошел», говорит, как в фильме… Тоже боец! Герой!.. Штурмом брал неприступный дот! Ха-ха-ха! – залилась Юлька смехом. – Ну, Светка! Ну, ты даешь!
- Тсс! Юлька! – засмеялась Света. – Какой я тебе дот? Да еще неприступный… Так просто, поклонник.
- Ой, не могу! – закатилась Юлька. – Поклонник с утра пораньше! Ой, девочки, держите меня!.. К Светке, с утра… Пете…петеуш… петеушник в ватнике… поклонни-ик…
Смешливая Юлька прямо корчилась от хохота. Даже Светке стало смешно, хоть и понимала, что ничего смешного тут нет.
Шеф, Василий Ефимович, вместе с Виктором вышли из кабинета и очутились против хохочущих девушек.
- В чем дело? – удивился шеф. – Я что-то расслышал, какой-то «петушок»…
Он строго посмотрел на всех. Шеф иной раз умел, особенно с утра, чтоб нагнать «рабочего духу», смотреть строго.
- Какие-такие петушки?!
- Петеушник, Василий Ефимович, - не реагируя на строгость начальника, еще пуще закатилась Юлька. – Пе-те-ушник, а не петушок! В атаку пошел… Как Матросов… - хохотала она. – Это Светкин поклонник.
- А, поклонник, - ответил шеф. И добавил уже деловито, - Раз поклонник, дело другое! Пошли, Векшин.
И они проследовали мимо, продолжая деловой разговор.
Весь этот день Светке было втайне неловко за «поклонника». Что подумает Виктор, в самом-то деле? Проклятая Юлька!
Оранжевоглазый сделал паузу. Я сказала:
- А сейчас говорят не «шеф», а «босс». А кто такой Матросов?
- Герой Великой Отечественной Войны, - ответил он. – Александр Матросов, молоденький солдатик, закрыл собой вражеский дот, погиб на месте, естественно. В советских школах это особенно акцентировалось. Сейчас – нет, нынче другие приоритеты. Ну, слушай дальше: Светка переобулась: сапожки поставила в узкий стенной шкаф, надела туфли. Села за стол и, придвинув пачку новых телеграмм и сообщений, приступила к разборке…
Вернулся Виктор. Прошел в особую часть помещения – вроде смежной комнаты, только без двери – к своему обширному столу, где «ошую» и « одесную» стояли «аппаратцы» и новые, уже совсем непонятные для Светы, аппараты и приборы… Полностью уйдя в работу, сидя к нему спиной, все равно она каждый миг его видела, чувствовала, понимала каждое движенье: что он делает, с кем, о чем говорит по телефону. Вот он – видела она спиной, собой, особым чувством, - в черном свитере, туго облегающем полноватое, но стройное тело. Высокий, светловолосый, с прической волнистой, даже слишком ухоженно-волнистой. С белесыми, пушистыми и длинными ресницами под темными, в соболью ниточку, бровями – такой уж от природы, красивый какой-то северо-русской, и скорее даже не русской, а литовской, что ли, красотой, тридцатилетний, холостой (Зинаидино: «жа-а-них», «такого ожени, попробуй»), берегущий себя мужчина, может быть склонный в будущем к полноте, и уж, без сомненья, склонный к спокойной жизни… Вот он, умеющий быть с ней, Светой, в их вечерние послекиношные часы до удивления мягким и добрым, вдумчиво-ласковым, по-братски сердечным и милым… Но… только ли с ней? И были – да нет, конечно же, были, - много ли было у него таких увлечений до нее?.. А о том, что у нее – до него – не было никого, что он – ее первый, Виктор знает. Он-то в этом не сомневается.